— Увиливать от общего дела не будем.
— Раз так, то, товарищ Таутан, бери ручку и бумагу. Записывай! — В глазах председателя вспыхнул веселый огонек. — Первым запиши Бекбаула. Альмуханов Бекбаул… Есть? Дальше… подряд пиши: Рысдавлет, Ибрай, Сарсенбай, Ахатбек, Абдильда… На любого из них взвали верблюда — и не крякнет. Вот так.
Сейтназар, довольный, грузно опустился на стул, расстегнул пуговицы темно-серого кителя, помахал широкой ладонью перед лицом. Большая печь у стены была жарко натоплена, но люди оставались в верхней одежде: вешалки в кабинете не было. Да и стульев было мало. Многие стояли.
— И еще одно дело. — Председатель, как бы спрашивая совета, повернулся к главному бухгалтеру и председателю аулсовета. — Надо выбрать мираба. Сто человек — один мираб. И он должен нести ответственность за работу этих ста. Такова установка.
— Ну, мираба выбрать мы и потом успеем, — начал было председатель аулсовета, но Таутан перебил его.
— Зачем же потом? Все члены правления в сборе. Давайте сегодня все и решим.
Председатель аулсовета недовольно поморщился.
— Нет парторга. Может, повременим?
— Человек уехал по сватовским делам в Туркестан, а мы его будем ждать?! Ему там сватовские почести воздают, зачем ему здешние заботы?!.
— К чему такие речи, товарищ Мангазин?! — повысил голос председатель аулсовета. — Ты что, хочешь запретить обычаи предков? Отменить сватовство?! Тогда дочь твоя останется без мужа, а сын — без бабы!
Довод этот Таутана не убедил. Он ядовито усмехнулся.
— Я против всего старого, отжившего! — сказал, будто гвоздь вколотил. — Где сватовство, там купля-продажа. Где купля-продажа, там калым!
— Что-о?! — председатель аулсовета всем телом повернулся к главному бухгалтеру, даже плечом его задел. — По-твоему, выходит, мы горячие приверженцы калыма? Так, что ли?!
— Злись, не злись, дорогой, а в наше время, когда мы разбили, так сказать, классового врага и объявили бой феодальным пережиткам, товарищу парторгу не пристало сватовством заниматься. Это я вам прямо говорю! Мы живем не в мрачном девятнадцатом веке. Сейчас, слава богу, тысяча девятьсот сороковой год… И с политической точки зрения… это… — пустился было Таутан в длинные рассуждения, но вдруг взорвался Сейтназар.
— Эй! Что это вы, как бабы на базаре сцепились?! Тут о деле собрались говорить, а вы?! Когда только перестанете грязь под ногтем выискивать?!
О вспыльчивости баскармы все знали, потому оба решили промолчать.
— Ну, так кого же мирабом выберем? — спросил председатель, хмуро поглядывая по сторонам. От недавнего благодушия и следа не осталось.
Воцарилась тишина. Вроде бы неловко всем стало от словесной перепалки двух почтенных людей. Сейтназар с досадой подумал: "И чего им не хватает? По всякому прводу грызутся. Этот Таутан все время воду мутит. Толковый бухгалтер вроде, а сквалыга".
Таутан указательным пальцем погладил обвислые усы. Потом недовольно покосился на председателя аулсовета.
— Я как раз об этом и собирался говорить, да вот тут начали… Словом, предлагаю избрать мирабом Бекбаула. Не думайте, что я хочу своего зятя возвысить, куда-то протолкнуть. Такого намерения у меня нет, товарищи. Просто считаю, что он наиболее подходящий человек. Отец его, старый Альмухан, — на всю округу Шаулимше известный дехканин. Сын тоже кое-чему у него научился. Знает толк в земле. И к тому же по происхождению совершенно чист… из самого, что ни на есть, бедняцкого рода. В нынешних условиях это очень важно, товарищи.
Неужели начальство заранее договорилось? И Сейтназар, и председатель аулсовета согласно закивали. Бекбаул растерялся. Ему в жизни никто не подчинялся, а эти хотят, чтобы он сотней джигитов верховодил. Хотят его начальником сделать, а какой он, к черту, начальник? У него и образования-то настоящего нет. Таутан хоть семилетку кончил. А он что? Таутан рожден быть начальником. И стал бы им, кончи хоть полкласса. Он и в политике собаку съел, и на костяшках щелкает — только треск стоит. Самого председателя аулсовета одернуть не побоялся. Тот ведь тоже не робкого десятка, а перед бухгалтером и пикнуть не посмел… Э, нет, не просто это — народом руководить…
Согласия Бекбаула, однако, никто и не спрашивал. Видно, полагали, что с радостью согласится. Конечно, мираб — это звучит совсем неплохо. Почти как начальник. А если не справишься, опозоришься перед всем аулом? Тогда как? Что он скажет тогда? "Ойбай, извините, не знал, не думал?" Нет уж, лучше заранее отказаться. Покой дороже всего. А на канал, если надо, поедет. Как все, так и он. Кетмень держать, слава богу, умеет. С любым потягаться может. Сын шаруа пусть так и останется простым шаруа.