Нижняя кошма юрты была приподнята, и с речки тянуло приятной прохладой. За юртой взад-вперёд носились люди, мчались мальчишки на призовых скакунах. После обеда должна состояться байга, и опытные лошадники заранее разогревали коней, готовясь к предстоящим скачкам. Молодежь столпилась вокруг охрипшего магнитофона, извергавшего неистовую какафонию. Автолавки гостеприимно распахнули двери, продавцы, разложив товары, зычно зазывали покупателей. Неподалеку стояла небольшая юрта с красным флагом. Перед ней, на зеленой лужайке, с безразличным видом сидели старики и старухи. Тощий, длинноволосый джигит, размахивая газетой, читал лекцию, должно быть, о международном положении. Аульные старики не прочь послушать о том, как израильтяне измываются над потомками пророка. О том и Мысыр не раз рассказывал чабанам.
А этим, в юрте, ни до чего не было дела. Куырдак и арак разморили их, и теперь они, отрыгиваясь и поглаживая животы, громко, вразнобой говорили о том, о сем. И только двое не принимали участия в бестолковой беседе: шофер Дильдабай, с унылым видом сидевший у порога, и фельдшер Мысыр, чутко прислушивавшийся к шуму за юртой.
Белоголовки одна за другой исчезали с дастархана, и друзья-приятели горланили все громче. Мысыру это надоело, и он потянулся было к выходу, но нагаши Аяпберген сделал рукой неопределенный жест и прокричал визгливо:
— Стой, племянник! Не уходи. Поедем, козочек постреляем.
Мысыр не сразу понял.
— Какие еще козочки?!
— Обыкновенные. Дикие, горные. — Аяпберген заливисто рассмеялся, хлопнул Кунтуара по бедру. — Верно я говорю, а?..
— Так точно! — Кунтуар подался вперед всем своим тучным телом, юлой закрутил опустевший стакан. — Давай, наливай!
Маленькой пухлой ладошкой Аяпберген прикрыл горлышко бутылки.
— Эй-эй-э!.. Хватит. Сейчас поедем.
— Ну и что? Жалко тебе?!.. Наливай!
— И не подумаю.
— А я говорю, наливай, Аяпберген.
— Пей, но тогда с нами не поедешь..
— Это еще почему?!
— С пьяным какая охота?
— А… Ну, ладно…
Судя по разговору, об охоте они договорились заранее. Неспроста прихватили с собой старого охотника. Ведь ружье-то его. Только что за охота с одним ружьем? Должно быть, погулять решили, поразвеяться. Да как бы не опоздать к началу байги. Но дядя развеял его сомнения: к обеду, к байге они обязательно вернутся, а полакомиться свежим мясцом дикой козы и он, наверное, не прочь… Мысыр только повел плечами и заметил:
— Что ж… Только уж больно печет сегодня, надо бы питье прихватить.
В спешке никто его не послушал. К чему, думали, лишний груз: через час-другой снова примчатся сюда;
Дильдабай молча потоптался вокруг машины, налил в радиатор воды, попинал на всякий случай баллоны.
Аяпберген по привычке сел рядом с шофером, остальные разместились на задних сидениях. В юрте было прохладно и уютно, а в "виллисе", крытом брезентом, воздух накалился, как в бане. Стоял нещадный июльский зной, и все мгновенно стали исходить потом. Грузный, рыхлый Кунтуар обмахивался платком, тяжело дыша и ерзая.
— Ойбай, дорогой, — наконец прохрипел он шоферу. — Гони скорей! Не то задохнемся в твоей душегубке.
Юркий "виллис" долго шнырял по увалам и лощинам, но охотники не заметили ни одного зверька. Тогда помчались в пустынную степь, простиравшуюся к северу от Черных гор. Прошло часа два, как они покинули джайляу "Майши", а Карамерген ни разу не вскинул ружье. В газетах часто звучала тревога по поводу того, что в степях почти не стало зверья и дичи. Мысыр убеждался теперь в этом собственными глазами. А ведь совсем недавно, когда Мысыр был мальчишкой, сколько было вокруг разной живности! Бывало, фазаны стайками взлетали из-под каждого куста. Прямо под носом проскакивали степные зайцы, то здесь, то там пламенем мельтешили лисьи хвосты. А косули и антилопы, спасаясь от метели, иногда табунами врывались в аулы. Перепуганное животное становилось легкой добычей не только опытных охотников, но даже аульных сорванцов и собак. А теперь у каждого ружье, машина. Сиди себе на мягком сидении, мчись по степи, да знай, постреливай налево-направо.