Мысыр придвинулся к дяде. Аяпберген судорожно царапал себе грудь.
— Не отчаивайтесь. Потерпите немного.
— Не могу больше терпеть… Умираю. Пить…
Побелевшим языком он облизнул сухие, потрескавшиеся губы.
Тень от машины начала удлиняться. Кунтуар сидел молча, закрыв глаза и тяжело дыша. Старый охотник приткнулся в сторонке, обхватив обеими руками двустволку. Изредка он поднимал голову, оглядывался, прислушивался. Дильдабай залез под машину и лежал ничком, положив голову на руки. Видно, надежда окончательно покинула его.
Мысыр открыл аптечку, достал флакон глюкозы, ловко отбил острый кончик и влил прозрачную жидкость в рот дяди. Тот жадно проглотил и невнятно попросил:
— Еще…
— Нельзя.
— Почему?
— Не вода ведь — лекарство. Потом и другим может понадобиться.
— Зачем тебе другие? О дяде своем позаботься, дурень!
Мысыр смутился. В уме ли Аяпберген? Значит, другие пусть пропадают, лишь бы он в живых остался? Так, что ли, получается?
— Нет, вам пока достаточно.
— Но я же от жажды умираю…
— Вздор… Потерпите!
Кунтуар, оказывается, не спал и все слышал. Приоткрыв покрасневшие глаза, он брезгливо буркнул:
— Да отдай ты ему все. Пусть живет. А то, не приведи господь, рухнет опора казахов…
Мысыр молча сел на свое место. Ему стало неловко за своего нагаши. Да как он мог такое сказать? Может, у него рассудок помутился? Никогда он малодушным не был. И горечь, и сладость жизни изведал. В трудное время, бывало, и Мысыру помогал, да не один раз. Именно благодаря ему удалось окончить медучилище. Постеснялся бы товарища своего, Кунтуара. Как он завтра ему в глаза посмотрит? Или думает, что уже пришел конец? Какое малодушие?! Что за безволие? Мысыр впервые видел своего нагаши в таком жалком состоянии.
Шофер под машиной тоже не подает признаков жизни. Уж не обморок ли с ним? К парню этому душа не лежит, но сейчас не до того. Мысыр подлез к Дильдабаю, рванул за плечо.
— Эй, вставай! Что с тобой?
Дильдабай лежал, как колода. "Э, действительно, худо с парнем".
Мысыр сунул руку под грудь шофера, перевернул его на епийу. Потом склонился над ним и… Дильдабай, что называется, дрыхнул без задних ног! Мысыр, пожалуй, впервые проникся к нему уважением. Все вокруг задыхаются, места себе не находят, а этот безмятежно храпит, позабыв обо всем на свете. Ну, не молодец ли?
Кунтуар сорвал с себя рубашку.
— Горю весь… Может, так легче станет…
— Ай, вряд ли…
— Ну, и пусть! Хоть и подохну, так по крайней мере тело не стесню.
— Оставьте, почтенный! Неужто какая-нибудь машина не проедет?
— Какая машина?! Разве что торгаши с дынями проедут в сторону Джезказгана…
— Вон посмотрите: самолет летит.
— Ну, и что? Чихать он на нас хотел. Увидят нас и подумают: чудаки какие-то, бездельники по степи шляются.
— Можно помахать, дать ему знак.
— Так и поймут твои знаки. Глупости…
Кунтуар похлопал ладонями по тугому животу, всерьез спросил:
— Как думаешь, с таким бурдюком сала я долго продержусь?
Мысыр невольно расхохотался.
— Как же тогда быть нам, отощавшим овцам?! Или вы с Аякен договорились только вдвоем выжить?
Кунтуар почесал мощный, в толстых складках затылок, слегка смутился.
— А, один черт… Кого мы облагодетельствуем, если даже в живых останемся?.. — Повернулся всей тушей, увидел Карамергена. Старик трухлявым пнем торчал в голой степи. Мерлушковая шапка низко надвинута на лоб. — Эй, старик, иди сюда. Что сидишь на отшибе, словно старая ворона на навозной куче?
Охотник, помешкав, подошел. На нем были стеганые шаровары, толстая фуфайка, на ногах — изношенные громоздкие сапоги. Как он терпит в такой одежде! Еще и подпоясался туго-натуго широким сыромятным ремнем.
— Садись вот сюда, в тень, — по привычке властно сказал Кунтуар. — Сколько тебе лет?
— Э, милый… семьдесят пятый ныне стукнет.
— О, пожил, значит. Хорошо! И пережил, перевидел, должно быть, немало, а?
— Э, что там говорить…
— Хорошо! И эти места знаешь, а?
— Конечно, дорогой. Считай, сорок лет по степи этой мотаюсь.
— Хорошо! Тогда скажи: где мы сейчас торчим?
— Э, далековато забрались, сынок, далековато.
— Не Сорочья ли эта долина?
— Какой там! Мы ушли совсем в глубь верховья.
— Ну, и что ты посоветуешь, старик? — Кунтуар схватил охотника за рукав. — В трудный час наши предки всегда к мудрым старцам за помощью обращались. Давай, говори!