Охотник снял ружье, положил его перед собой. Потом достал огромный кисет, высыпал на клочок бумаги махорку, свернул "козью ножку". В движениях его была степенность и неторопливость.
— Выход у нас только один. — Он сощурился, цигаркой ткнул на северо-запад. — Отсюда на расстоянии однодневного пути есть озеро, камышом да осокой заросшее. Вода в нем пресная. На берегу озера живут скотники с верховья. Если до них доберемся, спасем наши души…
— Так какого дьявола мы тут сидим?! Пошли!
— Нет, дорогой. При такой жаре далеко не уйдешь. Подождем, пока солнце зайдет.
— Ойбай, меня… меня доставьте первым, — прохрипел еле слышно Аяпберген. — Мне совсем плохо.
Кунтуар едко хмыкнул.
— Не беспокойся. Для тебя заказан персональный вертолет. Разве можно допустить, чтобы казахи лишились такого замечательного фельетониста?
По пустыне плелись пятеро. К их счастью, светила луна и было не очень душно. С севера дул прохладный ветерок. Но идти по бездорожью было тяжело. Они брели, спотыкаясь о кочки, о корни пересохшей полыни, падая и вставая вновь. Жажда не проходила, язык во рту словно одеревенел. Мысыр истратил почти всю глюкозу. Аяпбергена уже не держали ноги. Огромный и толстый, как одногорбый верблюд, Кунтуар взвалил вконец ослабевшего редактора на спину. Впереди, волоча ноги, брел старик-охотник. Рядом с ним следовал неотступно Мысыр. Шофер Дильдабай верной тенью маячил возле своего начальника.
Время было далеко за полночь. А озера все еще не видно. Распласталась бескрайняя степь и нет ей дела до чужих горестей и бедствий. Столько она перевидела за множество веков, что очерствела, ко всему стала равнодушна, безразлична. Когда-то она, эта дряхлая степь, цвела, сияла, словно невеста на выданье, потом по ней примчались свирепые полчища; здесь кипели страсти, царствовали могущественные владыки, крушились полудикие державы. Все терпеливо сносила степь и теперь будто окаменела. Старики говорят: "Ночью степь сбрасывает путы". Видно, то имеется ввиду, что ночной путь кажется всегда длинней и изнурительней.
В аптечке Мысыра оставалось два флакона глюкозы. Это его доля, вполне законно и справедливо. Уже не раз он намеревался проглотить спасительную жидкость, но каждый раз сдерживал себя. Ведь она может еще больше понадобиться кому-нибудь из его спутников. Все вконец измучены и обессилены жаждой.
Шли молча, понуро. Вдруг вместе с Аяпбергеном за спиной грузно рухнул Кунтуар. Упал ничком, как подкошенный. Остальные подбежали к нему. Кунтуар терял последние силы. Он бугрился на песке, точно кит, выброшенный штормом на берег. Еле прохрипел, просвистел:
— Оставьте нас… Идите дальше… Потом подберете… найдете, если сами… уцелеете…
Другого выхода не было… Пришлось оставить двух Старых приятелей в пустынной степи. Мысыр на прощание влил каждому в рот по флакону глюкозы.
Пошли дальше. Ноги переставляли с трудом. Порой казалось, что топчутся на месте. Шли на север, раскрыв рот против ветра. Но и это облегчения не приносило. Тогда сбросили с себя одежду. Перед глазами плыли черные круги, сердце колотилось, подташнивало. Эх, обрушился бы вдруг с неба ливень! Какое бы это было наслаждение! Только, кажется, за все лето не выпало здесь ни одной дождинки.
На востоке начал алеть горизонт. Короткая летняя ночь была на исходе. Если по прохладе им не удастся добраться до жилья, считай, конец. До следующей ночи им не дотянуть.
Шли. Падали. И вновь шли. Впереди по-прежнему Карамерген. За ним, след в след — Мысыр. Значительно поотстав, брел Дильдабай.
— Кареке, как по-вашему, скоро? — спросил, зайдя сбоку, Мысыр.
— Уже недолго, дорогой. Да вот беда, с места почти не двигаемся…
— Давайте прибавим ходу.
— Ойбай… дяденьки-и-и… — раздался сзади дурной голос.
Оба оглянулись. Дильдабай сидел на корточках, прижав руки к животу.
— Что случилось?
— Ты что, бедный?
— Горит все… внутри, дяденьки… Не могу больше… Кажется, умру сейчас… умру…
— Брось, не говори глупостей, милый. До озера уже рукой подать. Вставай. Крепись! Ты ведь джигит, молодой совсем… Вот я, старик дряхлый, и то иду, держусь…
Однако ноги уже не держали Дильдабая. Пришлось и его оставить. А через некоторое время выдохся и старый охотник. Он стал все чаще спотыкаться, потом упал возле чахлого куста полыни. Мысыр растерянно опустился рядом.
— Прости меня, старика, дорогой… — произнес охотник. — Видишь, не могу… сил нет. Но ты не мешкай. Держись справа от Темир-казыка[17] и иди все время вперед. Вскоре выйдешь к старому зимовью. Сразу же за ним пойдут барханы. А в барханах — озеро. Вокруг камыши, куга… Там люди. Возьмешь подводу и приедешь за нами… Ну, иди. Да поддержит тебя дух добра — Кыдыр Алейкисалам!..