— А зачем мне… меняться?
Он поднял глаза, с ног до головы осмотрел Шрынгуль. Она поймала его взгляд, выпятила пышную грудь, вся расцвела, просияла лицом. "А, смотришь… — говорил весь ее вид. — Ну, ну, разглядывай, любуйся!" Между тем она тоже не спускала глаз с бывшего супруга.
Э… это же не кто-нибудь, а Шрынгуль! Она почти не изменилась, хотя теперь и ей уже за тридцать. Правда, некогда тугие щеки сейчас чуть завяли, поблекли, возле глаз легли морщинки. Однако, глядя на нее, никто не подумает, что и у красивой бабы век короткий. А может, время щадит бездетных женщин? Хороша еще, стройна Шрынгуль! Года, конечно, все же сказываются: и осунулась малость, и огрубела, пожалуй, да и приталенный узкий камзол понадобился, чтобы поддержать отяжелевшие груди и подчеркнуть уже не девичий, уже не столь гибкий стан. А все же не скажешь, что это жена чабана, зимой и летом пропадающего на отгонном участке. Она скорей напоминает знаменитую артистку, вынарядив-шуюся в национальный костюм. Так и просится на обложку цветного журнала.
— Чем занимаешься? — спросил Абсаттар, торопясь нарушить столь затянувшееся молчание.
Шрынгуль усмехнулась, ответила резко, с вызовом:
— Чем занимаюсь? Случкой овец!
Абсаттар от смущения поерзал, откашлялся.
— А что мне еще делать? — продолжала Шрынгуль с упреком, будто кто-то был виноват в ее судьбе. — Учиться не пришлось. Так и осталась длиннополой бабой-дурехой… Это вот ты… вознесся… С такими, как я, небось и знаться не желаешь…
Абсаттар выжидал. Интересно, куда она клонит? Наверное, по какому-нибудь делу пришла. Что ж… пусть говорит. Он отнюдь не прочь послушать этот знакомый приятный грудной голос.
— Ну, а ко мне, видать, ты совсем охладел, да? — неожиданно спросила Шрынгуль.
Абсаттар с досадой посмотрел на дверь: не дай бог, зайдет сейчас кто-нибудь, а они тут наедине досужий разговор плетут.
— На то есть причина. Однако к чему нам прошлое ворошить?
Наигранная усмешка слетела с ее лица. Пальцы нервно затеребили кисти большого шелкового платка. Абсаттар про себя удивился этой крутой перемене в ее настроении. Наступило тягостное молчание. Каждый думал о своем. А может, об одном и том же?..
Наконец она встрепенулась.
— Да-а… ты ведь человек занятой. Извини… У меня просьба…
Абсаттар кивнул.
— У мужа один-единственный братишка. Парень окончил десять классов и три года у брата помощником работает. Когда ты зимой приезжал, его не было. На курсы ездил… Теперь он учиться надумал, в институт собирается. А поступить нынче, говорят, очень непросто…
Такого поворота Абсаттар совсем не ожидал. Он заскучал, нетерпеливо посмотрел на часы.
— Не понимаю тебя, Шрынгуль. Я-то тут при чем?
— Если будет направление от совхоза, то, оказывается, принимают без конкурса. Так вот, мой благоверный ходил к этому… ну, как его… Патшабаеву, а тот руками-ногами отбрыкивается. Пусть, говорит, твой братишка еще год овец попасет. Дескать, не убежит учеба, еще успеет. Но так ведь нельзя! Где это сказано, чтобы брат чабана вечно за отарой слонялся?! Деверек у меня единственный, старательный. На брата надежды мало. Кто же, кроме меня, за него хлопотать-то будет?
Абсаттар задумался. Конечно, это совсем несложно — организовать брату передового чабана направление от совхоза. С директором он сейчас в хороших отношениях. Весной, когда на бюро опять зашел разговор о неблагополучных делах в совхозе "Изобилие", Абсаттар неожиданно для всех заступился за Патшабаева. Кто знает, зачем он это сделал? То ли поверил в незадачливого директора совхоза, то ли причиной его благосклонности была та случайная встреча с Шрынгуль… Вообще в то время с Абсаттаром творилось непонятное: он стал неузнаваемо добрым, снисходительным. Правда, недолго длилась та перемена.
Одним словом, достаточно поднять трубку и позвонить Патшабаеву, как деверь Шрынгуль тут же получит желанное направление. А дальше? Говорят, земля слухом полнится. По аулам поползут сплетни: дескать, начальник управления не устоял перед чарами своей бывшей не то жены, не то любовницы. Попробуй, заткни потом людям рты! Весь авторитет пойдет прахом. А у этого… как его… передового чабана, оказывается, ни чести, ни самолюбия. Или ему неведома ее бурная молодость? Не может быть, чтобы он не знал об их — Шрынгуль и Абсаттара — былых отношениях. Ай да Шрынгуль! По-прежнему загадки загадывает.
Немало времени прошло с той, последней встречи на чабанском зимовье. Абсаттар успел опомниться, вновь войти в привычный ритм повседневных забот, а теперь при виде Шрынгуль ему почему-то опять вспомнились те далекие весенние дни, когда так буйно цвела джида… Да, между тем и нынешним Абсаттаром, между той и теперешней Шрынгуль разница как между небом и землей. Ушло что-то сокровенное, невозвратное, ушло то, по чему, бывает, душа тоскует всю жизнь. И от этого особенно грустно.