Солнце палило, океан сиял. Он казался беспредельным кругом, и в нем кружила, кружила, кружила лодка с двумя рыбаками. Они ждали смерти. Но смерть не являлась. Точно и она позабыла об этих двух душах.
Но когда лодку прибило к острову Аур и островитяне вытащили Каду и Эдока, тут-то смерть вплотную приблизилась к ним: жители Аура решили убить чужеземцев. К счастью Каду и Эдока, которым уже вовсе не хотелось умирать, подоспел тамон, старшина Тигедиен — седой, грузный, властный. Тигедиен велел перенести спасенных в свою хижину.
Так закончилось страшное плавание двух рыбаков. Если бы подобное произошло с европейцами, имена их прогремели бы, о них бы писали книги, они бы сами написали книгу. А Каду и Эдок просто-напросто зажили в хижине Тигедиена, заменившего им отца. Тамон был доволен: молодые люди оказались послушными, трудолюбивыми, сметливыми. Особенно Каду, невысокий крепкий, с красивым лицом, украшенным небольшой бородкой…
Вечерами, когда океан ворочается и тихо вздыхает, когда широкая лунная полоса бежит из темной водной дали к берегу острова, а пальмы что-то лепечут над хижиной Тигедиена, Каду часто рассказывает внимательным слушателям о далеких Каролинах, о белых людях, что приплывали на его родину в больших парусных лодках… И тогда слушатели Каду думают о широте мира, о том, что на свете есть не только островки, лежащие вокруг Аура. И мир уже кажется им большим, как небо, что светило своими островками-звездами высоко-высоко над хижиной, над пальмовым лесом, над засыпающим океаном.
Каду жилось не хуже и не лучше, чем всем островитянам. Но, верно, лишь в его голове с тугим узлом жестких волос на макушке бродили думы о дальних странствиях.
О, как ему хотелось уплыть на большой парусной лодке, как ему хотелось увидеть другие земли.
Но шли годы, а большие лодки белых людей все не показывались ни далеко в море, ни близ берегов. И Каду-мечтатель жил на острове Аура вместе с другом Эдоком в хижине Тигедиена…
В тот день (будь у туземцев наш календарь, они бы считали, что наступило 23 февраля 1817 года) Каду работал в лесу. Солнце почти не пробивало густую зелень. Каду работал, и его сильные мышцы так и ходили под смуглой кожей.
Вдруг громкие тревожные крики заставили Каду выглянуть из чащи. Трое островитян бежали к нему, размахивая руками.
— Каду! — кричали они, — Каду, скорее! Эллип-оа! Эллип-оа!
Услышав «эллип-оа», Каду вздрогнул и пустился бежать навстречу товарищам. Они прибежали на берег. Там уже собрались все жители Аура. Каду замер: двухмачтовый корабль медленно подходил к острову; закатное солнце окрашивало его паруса легким пурпуром.
— Эллип-оа, — прошептал Каду, — большая лодка…
Да, это была «большая лодка» его тайных грез. Вот она наяву, доподлинная, зримая! Она все ближе. Быстрее к ней! Быстрее!
Островитяне окружили корабль. Там были белые люди. Много белых людей! Один из них наклонился и закричал приветствия на знакомом островитянам языке. Туземцы, осмелев, начали подниматься на борт корабля; впереди других — Каду, за ним Эдок.
Корабельный «тамон» подошел к островитянам, ткнул себя в грудь пальцем, сказал:
— Коцебу.
— Тотабу, — радостно повторили островитяне, кивая головами.
Потом тот, кого звали Тотабу, показал на другого белого, одетого, как и он, в красивую куртку с блестящими пуговицами, и сказал:
— Шишмарев.
И островитяне, немного запнувшись, но все также улыбаясь, повторили:
— Тимаро.
А Тимаро — его круглое добродушное лицо совсем подобрело — назвал третьего, голубоглазого, с длинными шелковистыми волосами, такими на вид мягкими, что Каду хотелось тронуть их рукой:
— Шамиссо.
И островитяне дружным радостным хором протянули:
— Тамиссо-о-о.
Так знакомились путешественники брига «Рюрик» с островитянами острова Аур.
Кончался уже второй месяц плавания капитана Коцебу среди только что открытых им тропических островков. А с того дня, как он оставил Берингов пролив, минуло полугодие…
Немало сот миль избороздил за это время парусник, скиталец морей. Был он и на острове Уналашке, где капитан уговорился со служителями Российско-Американской компании о подготовке байдар и алеутов для будущего северного похода; был он и в Сан-Франциско; посетил бриг и Гавайские острова, и моряки сделали первую опись Гонолулу, этой прекрасной, широко ныне известной гавани. Покинув Гавайи, капитан поспешил туда, где океан так щедро одаривал его неведомыми островами.