Но Даналид не смотрел на прелестную девушку. Он поглощал изысканные блюда, не обращая на них внимания, и съел вдвое больше обычного, а вина выпил чуть-чуть. Он вяло отвечал на осторожные и ласковые реплики жены. Тут она вспомнила о приглашении соседа по имению Адрайта погостить, и ласково сказала:
— Милый, государственные дела так тебя утомили. Может быть, пошлёшь письмо государю, что приболел, и пару неделек проведём у себя в имении, в тишине, подальше от суеты. Заодно посетим и нашего соседушку Адрайта, а то он уже раза четыре приглашал.
Жена и сама не очень долюбливала соседа, имение которого было намного больше и богаче. Тот всячески уклонялся от службы, после того, как прослужил несколько лет в императорской гвардии, а затем при дворе, что было практически обязательным для дворян. Он неоднократно во время охот, которые разрешались лишь в промежутках между сбором урожая и посевом, заскакивал на землю Даналида. Если сам хозяин заставал его, соседушка извинялся практически всегда одинаково: "Уж очень вошел в азарт, почтенный канцлер! Ухожу, ухожу…. Извини меня, неразумного и возьми половину моей добычи", и приглашал его в гости, С остальными Адрайт не считался: скажем, старшего сына Даналида Касторада он просто приглашал присоединиться к охоте и попировать затем вместе.
Крюнхильт, увидев, как мужа перекосило при упоминании соседушки, вначале испугалась, что сболтнула не то. Но вдруг лицо Даналида посветлело, он вздохнул, как будто тяжелый камень упал с души, и расцеловал свою супругу:
— Хильдэ, ты умница! Именно это мне и надо сейчас. А, кстати, зачем здесь эта девка? Отошли её, сегодня мы проводим весь вечер наедине.
Жена просто растаяла: редко удавалось столь успешно рассеять плохое настроение мужа, а в последнее время оно случалось всё чаще. Крюнхильт не интересовалась делами государства, но, судя по всему, они шли всё более и более скверно. Хорошо хоть, император не был деспотом — скорее, мягкотелым добряком, да войны либо мятежа уже лет тридцать не было.
И Даналид немедленно написал императору краткое письмо (Южная Империя сохранила в общении высших между собою остатки делового стиля времён расцвета — например, отсутствие вычурного украшательства).
"Ваше величество!
Я знаю, сколько неотложных дел сейчас в государстве, и мне крайне неудобно писать данное письмо. Но, придя домой, я просто свалился с больной и тупой головой и еле-еле диктую это письмо слуге, так что прошу извинить меня, недостойного и хилого, что не написал его собственноручно. Две-три недели отдыха от тяжких дел и лечения мне просто необходимы, и после этого я смогу вновь так же неустанно служить Вашему величеству.
Мой помощник тайный советник Линхас сможет временно заменять меня в текущих делах, а ежели, паче чаяния, случится нечто, требующее моего личного попечения, я немедленно вернусь, поелику буду просто отдыхать и подлечиваться у себя в поместье, в полу-дне езды от дворца.
Желаю, чтобы недомогание сие взяло на себя Ваши, государь, заботы, грусти и недуги и Вы здравствовали бы и были бы беспечальны.
Ещё раз краснею от великого стыда за свою слабость.
Канцлер Даналид".
Император послал своего врача помочь канцлеру. Тот осмотрел Даналида, который заранее выпил расслабляющего чаю и действительно чувствовал себя полностью разбитым и отупевшим, прописал ему укрепляющие и возбуждающие травы и одобрил его решение отдохнуть. В тот же вечер Даналид получил собственноручно написанный рескрипт Императора Кароля, повелевавший ему на месяц удалиться от дел и заняться укреплением собственного здоровья. Канцлер, как и полагалось, поцеловал императорские письмена, искренне выразил восхищение каллиграфическим почерком государя (искусство высокой каллиграфии было давним увлечением Кароля и его письмена славились по всему Югу — даже старкский Император и Император правоверных повесили на стены своих кабинетов приветственные письма Южанина).
А внутри себя Даналид горько вздохнул: "Был бы наш государь простым знатным чиновником! На месте тогда оказались бы его дарования: и красивый слог, и благожелательность, и доброта, и разум, и совершенное знание классиков, и благочестие, и каллиграфия. Но властителю нужна воля, а её-то у него — ни капли".