— Мы, старки, действительно молоды и как народ, и как империя. Мы даже не подозревали, что Южная империя в некотором смысле преемник Морской, о которой у нас лишь легендарные сведения да немного сухой информации от жадных монахов, которые всё таят в Великих монастырях и скупо делятся с мирянами. Не мог бы ты немного рассказать о том, как было передано помазание от гибнущей империи зарождающейся?
— Твоё царское величество! Дело было не совсем так. Но, если ты склонен послушать не очень краткий рассказ, я поведаю тебе, что сохранили наши историки и подтвердили Великие Монастыри.
— Приступай к рассказу. Мне интересно. Я позову писца, чтобы сохранить крупицы истины и включить их в наши хроники. Но ведь при переводе теряется многое. А мы вынуждены общаться через толмача из Проклятых. Не мог бы ты говорить на Древнем языке? — захотел реваншироваться Атар.
— Если будет угодно великому царю, конечно! — ответил Даналид на чистом классическом Древнем языке с необычным акцентом, так что моральный реванш Атару не удался.
Пришёл писец из монахов, толмача удалили, поставили перед послом вино, прохладительные напитки и сласти, и Даналид начал рассказ.
"Во времена конца Морской Империи, когда её затопили волны переселения народов и разодрали на куски междоусобицы, предки нашей династии пришли вместе с частью своего народа из района выше Великих озёр. Как записал хронист Морской Империи:
"Оные полуварвары фаранги пару раз упоминались в наших хрониках аки народ чужедальний, к коему плавали порою по Великой наши гости, но коий никогда не отряжал в Империю посольств. Как рёк их вождь Эолайос, он, царёв племянник, вместе с частью народа своего ушёл из царства гибнущего и стал союзником кагана Олокузя. А поелику ныне названный каган убит еси, он пал в ноги Его Величеству Императору и испросил высочайшего позволения занять земли опустошённые на границах бывших трёх королевств, ныне варварами сметенных. Самодержец милостиво разрешил ему поселиться, привёл его к присяге верности вассальной и пожаловал ему титул княжеский, освободив его от дани и взяв лишь клятву приходить с войском каждый год на сорок дней в случае нужды".
Эолайос служил верно, а сам тем временем своё владение укреплял. Он обосновался ближе к морю, чем сейчас лежит столица нашей Империи, на западе нынешнего Субарту, не так далеко от Кирогорда, столицы Морской Империи. Двадцать лет прошло, и остался у императора на материке лишь один Кирогорд. И вот пришли орды хакана некоего, чей народ давно ветрами развеян, осаждать столицу, и никто из вассалов помощи не прислал, лишь островные корабли прислали, дабы императора с семейством его и с сокровищами увезти из града гибнущего. Лишь Эолайос пробился через орду и пришёл к Императору, коим тогда был Чаллат, сын Цмишчина, седьмой и последний этого имени.
Улыбнулся грустно Чаллат и велел единственному вассалу верному уходить, и пожаловал ему множество свитков, рукописей и ксилографов из архивов имперских и малую корону свою на хранение. Послал Эолайос глашатаев к хакану договориться о выходе свободном с имуществом. Хакан поставил условием, что всё ценное, кроме оружия, доспехов, небольшой суммы денег на каждого воина и того, что надето на самом князе или лежит на его личном возу, он может забрать. Но, перерыв пару возов и убедившись, что там лишь книги и свитки, хакан расхохотался и пропустил нашего предка. Об этом на нашем древнем языке хроники написали и поэму сложили. Вот как в ней говорит император, в моём жалком переложении на Древний язык: