На пятый день ранним утром прибыла депутация из Великого монастыря Ломо. У её главы, отца Руса, на шее висела печать Пресветлого владыки. Тем самым он был уполномочен говорить его голосом. Рус вырвал Ликарина из объятий гетеры (чем тот не был огорчён), осмотрел тщательно культю, поглядел ему в глаза и напустил на него свою стаю.
Однорукого обступила стайка врачей, целительниц и монахов, на врачей не похожих. Лекари тщательно осматривали всё его тело, а другие сконцентрировались на культе. Один из них прикладывал к ней листочки необычных материалов. И на них через некоторое время проступали узоры. Кажется, оставшись довольным, он вдруг, приложив новую серию листочков, скомандовал:
— Согни пальцы!
— Но ведь их давно нет
— Пальцев нет. Но ты их чувствуешь, так что сгибай! — продолжил настаивать монах.
Ещё несколько часов продолжалась процедура, похожая на издевательство.
— Пошевели средним пальцем. Вытяни его и держи неподвижно. Три раза сожми руку в кулак посильнее. Покажи кукиш.
В некоторый момент Ликарину надоело, и в ответ на требование растопырить пальцы он показал невидимый кукиш. Брат Кун (так звали этого странного монаха) трижды отвесил ему звонкие пощёчины, а отец Рус улыбнулся поощрительно.
Затем наступила очередь Расиссы. Что делали с ней полтора часа за закрытыми дверями, неизвестно. Но вышла она вся измученная, и отец Рус сказал во всеуслышание:
— Тебе необходимо как следует покаяться и полечить душу. Распусти свиту и отправишься с нами в монастырь. Напиши всем, что вернёшься не ранее чем через полгода. Отправление через два дня. Не будем посягать на твои права, и до прибытия в монастырь любовник в твоём распоряжении.
И священник вроде бы по-доброму, но испытующе, улыбнулся, сверля гетеру и Однорукого глазами.
Конечно, даже Император не был властен над Высокородными гетерами, но отвергнуть настоятельное приглашение Великого монастыря означало навлечь на себя сильнейшие подозрения Имперского суда. Поэтому Расиссе осталось смиренно поклониться и согласиться.
В этот же день "цветник" покинул Колинстринну. Мастер Тор вздохнул с облегчением.
Пока плыли через озеро Ломо, Расисса начала неистово пытаться поднять Урса до тантры. А тот почувствовал, что может противопоставить её страсти и воле свою силу и дух, и не позволил ей этого. Когда они вышли из каюты, качаясь и еле волоча ноги, отец Рус сказал:
— Не зря твоё имя, Однорукий, состоит из тех же букв, что и моё. Ты силён не только телом. Добавить бы к мужицкому уму ещё тонкости и хитрости, ты был бы идеальным основателем династии. А ты, грешная дочь моя, не думай, что опозорена. Ты проиграла в битве сильнейшему духовно. И он удержал тебя на краю от перехода духовного недуга в преступное поведение.
В монастыре Расиссу сразу увели, и Урс вздохнул с облегчением. Его ещё раз осмотрели врачеватели и механики, а затем вызвали к Настоятелю. Он ещё раз посмотрел на Урса, заставил его взять обратно три четверти его взноса в монастырь (Урс был просто потрясён, ведь крестьяне и Жёлтые были уверены: что в лапы монахам попало, того они не выпустят).
— Надо было бы дать тебе дополнительную духовную закалку, но нет у тебя времени на это. Возвращайся в Колинстринну, а через полгода приезжай обратно. И деньги больше не вноси, они понадобятся тебе на великие дела. И ещё: ты выдержал с честью тяжелейшее испытание. Мы даём тебе индульгенцию на год: имеешь право отвергать вызовы Высокородных. Объявляй о ней открыто, чтобы не позорить никого зря.
Урс поклонился и побыстрее отплыл обратно. Он удивился, услышав: "через полгода". Так долго быть в Империи он не планировал. Но теперь видно: придётся.
В Колинстринне его встретили обрадованные Тор, Эсса и Канг.
— Эта дрянь осталась очищаться, — сказала брезгливо Эсса. — А ты чистый и сильный, тебя ждут великие дела.
Урс слегка попенял Эссе:
— Не называй так высокородную. У них мастерство такое.
Но в душе он был полностью согласен.
— Канг по способностям мог бы быть Великим мастером. Но его губила излишняя гордыня, — улыбнулся Тор. — Ты ему подсказал его Путь, труднейший. Но если он сумеет до конца пройти к Предназначению, прославится на века.
— Пока ты не позовёшь для отправления из Империи, я буду учиться здесь, — решительно сказал Канг.