Принц Лассор застрелил трёх оленей и трёх волков. Последнее было почётнее: осторожных и умных животных, становившихся ещё умнее из-за происходивших временами скрещиваний с собаками, выследить и убить было труднее всего. Другие высокородные охотники тоже в грязь лицом не ударили. Ашинатогл, к великой радости своей, выследил зубра и завалил его несколькими стрелами, обработанными сонным зельем. Теперь домбая везли на корабль, чтобы агашец с торжеством водворил его в зверинец. Атар довольствовался парой лисиц: даже в лесу не мог отвлечься от мыслей, что же делать дальше?
Точнее, что делать, было ясно до начала колониальной экспедиции: строить гражданское общество (вайю). Но только сейчас царь понял, насколько по-другому придется всё выстраивать здесь и насколько быстро надо успеть заложить прочные основы, пока общество спаяно единой целью, едиными ценностями и вдохновением от одержанной победы. Естественно, под обществом Атар понимал граждан, остальные были тяглым народом. Но с ними тоже надо было разбираться и включать в общую систему…
Атар вновь выругал про себя Урса: "Железная башка! Однорукий болван! Завоевал места, которые и отдавать теперь нельзя, и хлопот с ними не оберёшься! Я-то думал, что неграждан будет десять на гражданина, а не под сотню. А главное, сам-то ухитрился найти общий язык со своими людьми. Они теперь за него горой стоят и как на своего героя смотрят". Успокоившись, он решил, что Урса надо как можно чаще вызывать в узкий совет царства. И на глазах будет, и может подсказать, как с горцами управляться, и в азарт не успеет войти и новые завоевания затеять, и почёт ему по заслугам.
Вечером, как и полагалось на охоте, все пировали прямо в лесу, готовя дичь на кострах и, соблюдая меру, запивали её вином. Ночевали там же.
На другой день охотники сражались с вепрями, которых гнали на них загонщики. Всё обошлось прекрасно. Пара слуг получили травмы, но никто не был убит или покалечен, хотя кабаны всегда были опасной дичью.
После охоты опять последовал вечерний пир в лесу, на сей раз с неумеренными возлияниями, поскольку завтра уже планировалось возвращение в Арканг.
Утром князь Текоттет ругался и смеялся. Он не обнаружил своего кошеля и поднял скандал. Вдруг один из граждан увидел кошель на верхушке княжеского шатра, пришпиленный стрелой с надписью на ней: "Пей, да меру разумей!" Действительно, ночью мертвецки пьяного князя принесли на постель.
Происшествие показало Атару, что у некоторых воров, амнистированных по случаю записи в колонисты, уже чешутся руки вернуться к своему ремеслу. Пока что они ещё держатся, но это ненадолго.
Атар вычислил шутника. Это был вор из Карлинора Кун Тростинкар, один из отпущенных князем Клингором заключённых. Ныне Кун, конечно же, был уже не вором. Сражался он смело, был разведчиком у Лассора, получил пятьдесят дворов крестьян, пять дворов воинов и дворянский титул. Но ведь руки старые умения не забыли, и привычки остались… А какой позор будет, если дворянин попадёт под суд за воровство! Или, ещё хуже, избежит суда, хотя все будут знать, что он виновник дерзких краж.
Тянуть не стоит… Но и привлекать внимания к этому человеку нельзя… А ведь собаку свою он успел обучить просто великолепно! Ну да, ведь воры умеют обходиться с собаками. Вот и повод.
Атар подозвал к себе Тростинкара, рядом с лошадью которого бежала молодая сука.
— Молодец! Неплохо выучил собаку. Сколько я помню, взял ты её щенком в Карлиноре, когда мы собирались уезжать.
— Да. Ей восемнадцать месяцев.
— От кого она?
— У меня записано, да подбирал я не по родословной, а по уму и характеру.
— Не теряй записи. Родословные наших людей придётся здесь вести, как родословные лучших собак, — пошутил Атар.
— Да уж чувствую, царь. Я вот из тюрьмы в дворяне теперь попал. А думал, на галеры или в каменоломню упекут. В рабское служение меня побоялись бы отдавать: сбёг бы.
— И ты не стыдишься болтать о таком при монархах? — нахмурился Атар, но тон показывал, что он не очень разгневан.
— А чего стыдиться! Ты нам всем дорогу показал. В Империи мы выхода себе не находили, а здесь всё ясно и всё от тебя зависит.
— Сколько у тебя наложниц?
— Я же знаю, как смеются над теми, у кого много или одна. Две, конечно.