Южный мир [СИ]

По поводу верности жён постоянные набеги заставили сделать большие оговорки. Если ватага, совершившая набег, забирает женщину либо девушку с целью получить выкуп, они отрывают клок её одежды и привязывают к юрте либо повозке похищенной. Если же один из удальцов желает её взять себе, то клока не оставляют. Насиловать пленниц противоречит степной чести, а женщины знают: удальцам полагается уступать.

У кого украли жену либо невесту, для восстановления чести должен выкупить её либо отбить. Если клок одежды не оставлен, то единственный путь: отбить. Правда, после провала пары попыток набега степняки больше не осуждают незадачливого мужа или жениха и лишь немного подсмеиваются над ним.

Даже с мужем, собравшим выкуп и приехавшим возвращать жену, порой происходит конфуз. Хозяин юрты угощает его кумысом, качая головой, благодарит за выкуп и отказывается его принять:

— Твоя жена уже заплатила мне достойный выкуп своей нежностью и лаской.

В этом случае муж имеет право получить, наоборот, небольшой выкуп с похитителя, и новый брак считается состоявшимся. Но, если он всё-таки берёт жену назад, то не имеет права её упрекать и ребёнок, зачатый в плену, считается законным. Тем более так происходит с отбитой назад женой или невестой.

Так что любовь у степняков есть. Иногда очень бурная и трагическая, иногда спокойная и ласковая. Слишком много жён даже у ханов не бывает: нукеры и батыры будут смеяться, и мобильность при перекочевке потеряешь. А у обычного батыра, почти как у знатного старка: не более двух жён. Иногда случается и больше, когда приходится взять себе жён убитого брата.

Неожиданно любимая жена хана Айгунь попросила принести саз и спела проникновенную, целомудренную и нежную песню о любви батыра и прекрасной дочери враждебного хана. Высокородная поэтесса Рустансса сразу же переложила её на старкский.

Два племени могучих рядом жили,
И в вечной распре меж собою были.

Старейшин мудростью Совы слывёт орда,
Батыров доблестью вся Ворона орда.

У хана Сов Газель прозвали дочь,
Увидевший лицо её — не спит всю ночь.

Средь Воронов храбрей бойца нет, чем Домбай,
Акынов песнями прославленный Домбай.

Газель идёт — как бабочка летит,
А улыбнётся — всех как солнцем озарит.

Как тополь, строен, крепок стан Домбая был,
В движениях, как эфа, быстр он был.

За Вепря Чёрного просватали Газель,
Бойца великого и страшного, как зверь.

И вот красавицу отправили к нему,
С богатой свитою отправили к нему.

Застал в степи врасплох их доблестный Домбай,
И клич победный вновь услышал край.

Герой увидел вдруг прекрасную Газель,
От гнева побледневшую Газель.

"Ты рви лоскут моей одежды, честный враг,
Тебе служить не стану я никак!"

"Готов я быть всегда рабом твоих очей,
Готов на всё, сражён огнем твоих очей,

Женой единственной ты станешь, госпожой"
Ей ласково сказал Домбай герой.

"Когда на самом деле мною ты пленён,
Всех отпусти, сегодня кто пленён.

Пойду к тебе я выкупом за всех,
Но не надейся мой услышать смех!"

"Я отпускаю всех, любя навек тебя,
И с раной в сердце отпускаю и тебя!"

И, поражённая, смутилась вдруг Газель,
Не зная, что же делать ей теперь?

И повернул кортеж назад к её отцу,
Суровому и строгому отцу.

"Я не могу теперь женою Вепря быть,
Душою рвусь другому я служить!"

"Коль был бы он нам друг, не худший враг,
Тебя отдал бы сразу: дочке я не враг!