Учитель фехтования жалеючи улыбнулся и отошел к другим ученикам. Я решил, что с меня на сегодня хватит и пошел прочь из зала.
Пообедал я в ресторации недалеко от школы. Поскольку теперь я оказался человеком с документами, то меня официально ввели в состав Южной армии, причислив к отделению ученых и даже выдали небольшое жалование на обмундирование и ежедневные расходы. Подобно Наполеону в недавнем Египетском походе, царь решил отрядить вместе с экспедиционным корпусом и научных исследователей.
При этом я остался, конечно же, гражданским лицом. Зачислить меня адъютантом Суворова штабисты не могли при всем желании. Во-первых, я далеко не походил на военного и ничего не знал о военной службе, а во-вторых, у меня не было никаких подтверждающих бумаг о воинском прошлом. Более того, если бы военные кадровики основательно проверили меня, вся моя легенда о приезде из Бразилии накрылась бы медным тазом.
После сытного обеда, состоящего из супчика и жаркого, я отправился дальше грызть гранит науки. Теперь мне предстояло изучить в тире науку огнестрельного боя.
Извозчик доставил меня на стрельбище в офицерской школе. Вопреки распространенной поговорке на самом деле Суворов отнюдь не считал, что пуля совсем уж бестолковая дура. Он, наоборот, всегда ратовал за прицельную и точную стрельбу, требуя от солдат не терять даром ни одной пули.
Обучение проводил отставной поручик Игорь Андреевич Лебоньев. На стрельбище могли заниматься не только военные, но и гражданские лица. За отдельную плату, разумеется. Я опасался, что в эту эпоху, когда пистолет был у каждого прохожего, учиться владеть им шли только безусые юнцы, но к своему удивлению обнаружил, что в тире много моих сверстников и даже стариков.
Игорь Андреевич, усталый пожилой человек с густыми усами и в поношенном военном мундире, усмехнулся, глядя, как я держу в руке пистолет.
— Вы что же, юноша, совсем оружия в руках не держали? — спросил он, поправляя меня. — Вот, смотрите, старайтесь равномерно распределять центр тяжести. Упор локтем, корпус немного разверните. Так, хорошо. Видите мишень?
— Вижу, — ответил я и резко дернул курок.
Пуля улетела высоко в воздух.
— Мда уж, — снова усмехнулся Лебоньев. — По воробьям стрелять изволите, молодой человек? У меня даже барышни аккуратнее палили.
Мы занимались на открытом воздухе и стреляли по соломенным чучелам. В воздухе то и дело раздавались сухие хлопки выстрелов. Расстояние до цели было чуть больше двух десятков шагов. Сначала я стрелял из пистолета. Я даже и предположить не мог, что он такой тяжелый и неудобный в обращении. Даже поднять его — это уже тяжкий труд. Когда я прицеливался, дуло начинало ходить ходуном и мой наставник покрывался холодным потом при мысли о том, что я застрелю кого-нибудь из посетителей. После получаса занятий и двух десятков выстрелов, угодивших куда угодно, но только не в мишень, Лебоньев предложил пострелять из ружья.
Я с охотой согласился, тем более, что с недавних пор рядом со мной пришел бравый усатый капитан и начал палить из двух пистолетов, один за другим. Пистолеты смотрелись в его руках, как естественное продолжение кистей, он держал их с недоступной для меня легкостью. На голове чучела, в которое он стрелял, были установлены карты, так чертов капитан аккуратно укладывал каждую пулю в центр карты. Я чувствовал себя неуклюжим ребенком рядом с ним.
Уж не знаю, что тому было виной, раздражение на меткого соседа или уже сформировавшиеся рефлексы, но когда я выстрелил из штуцера, то почти сразу же попал в голову чучела.
— Вот это другое дело, юноша! — похвалил Игорь Андреевич. — Смотрите, как приклад вам хорошо в плечо упирается. Сейчас вы правильно держите оружие и можете лучше прицелиться. Упражняйтесь с штуцером, здесь у вас могут быть хорошие успехи.
Воодушевленный похвалой, я продолжил стрелять из длинноствольного оружия и с каждым разом это получалось у меня все лучше и лучше. Я и сам не заметил, как увлекся и опомнился уже под вечер, мокрый от пота и пропахший порохом. Уши заложило от шума выстрелов. Лебоньев снова похвалил меня и предложил прийти снова, чтобы закрепить полученные навыки. Усталый и полуоглохший, с дрожащими, испачканными пороховыми пятнами руками, но предельно довольный, я вышел из стрельбища и направился к дому Хвостова.
Путь предстоял неблизкий, минут сорок ходу, но по чистому, не загазованному автомобильными выхлопами Питеру было так приятно идти, что я решил не брать извозчика, а совершить вечернюю прогулку. Стоило мне только подумать о свежем воздухе, как мимо проехал всадник на гнедом коне, а его животное с громкими шлепками роняло на мостовую пахучие отходы своей жизнедеятельности.
Я отвернулся и лениво побрел по улице. Мимо торопливо проходили другие жители города, причем преобладали военные. Я в который раз подумал о том, что через двести лет на этом месте, а я шел по Большой Конюшенной, будут ходить люди со смартфонами в руках, а отовсюду будут раздаваться гудки машин и визг сирен спецмашин. Отсюда, из павловской эпохи, эта картина будущего казалась нереальной.
Я самодовольно подумал о том, что мог бы стать местным Нострадамусом, предсказывая грядущие события, но затем вспомнил, как вылечил Суворова и сбавил уровень гордыни. Эта реальность уже пошла по совсем другому пути развития и через двести лет все здесь может быть совсем по-другому, нежели в моем времени. Я подумал о том, что само мое рождение оказалось таким образом под угрозой и даже немного запаниковал. С другой стороны, успокоил я себя, я же еще существую, а значит, я все-таки родился в конце далекого XX века. Впрочем, если я буду продолжать так активно вмешиваться в это бытие, все может сильно измениться. Короче говоря, пророком в родном отечестве мне быть не грозит.
Погруженный в тяжкие думы о темпоральной сути вещей, я снова задумался о том, что и в самом деле совершил прыжок в прошлое. Э-прибор Кеши все-таки перемещал человека во времени, а не забавлялся с мыслями других людей. Мой гениальный друг все-таки сделал выдающееся научное открытие. Если бы я только его увидел…
Карета, проехавшая мимо меня, остановилась и из окошка высунулась очаровательная женская головка. Постепенно, с возрастающей радостью я узнал мою недавнюю знакомую, графиню Ольгу Симонову.
— Здравствуйте, виконт! — сказала она, легонько улыбаясь, когда я подошел ближе. — А я еду и смотрю, вы это или нет? Потом присмотрелась и поняла, что это действительно вы.
— Как прошел ваш визит во дворец? — спросил я, поклонившись. — Его сиятельство встретил тех людей, с кем намеревался поговорить?
Карета медленно ехала по улице, а я шел рядом.
— Да, папенька говорил с уймой знакомых и хлопотал о каких-то бумагах, — беззаботно ответила Ольга. — Я не вдавалась в подробности. Он и сегодня поехал наносить визиты давним знакомым. Послушайте, вы давно были на набережной? Как вам удалось пересечь океан и остаться таким белокожим? Я читала в книжках о морских приключениях, что моряки приобретают бронзовый загар, плавая за тридевять земель.
— Эм-м-м, я просто большую часть путешествия прятался в каюте, — кое-как извернулся я. Девушка с поразительной женской интуицией чуть было не вывела меня на чистую воду. — Я, знаете ли, все время страдал от морской болезни.
— Слушайте, приходите к нам сегодня на ужин, — пригласила Ольга с восхитительной непосредственностью. — Я хочу услышать про жизнь в Новом Свете. Расскажете, как у вас там все устроено, какую одежду носят женщины, когда выходят замуж и какие рождаются дети.
— Право, я даже не знаю, что сказать, — протянул я. Увидеть Ольгу снова являлось для меня слишком уж соблазнительной перспективой, но вот имею ли я, пришелец из туманного будущего, моральное право завязывать с ней близкое знакомство? — Я скоро отправляюсь в дальнюю поездку и сейчас по горло увяз в подготовке. Я вынужден отклонить ваше…
— Не смейте больше говорить ни слова! — воскликнула девушка и карета остановилась. — Кто ваш начальник, князь Александр Васильевич Суворов? Я попрошу папеньку поговорить с ним, пусть он отпустит вас на вечер, чтобы вы могли рассказать нам о жизни за океаном.