Как известно, пророчества эти не сбылись. Вышло наоборот. Правда, потом уже многих из нас, участвовавших в этом предприятии, спрашивали: должно быть, плавание до Антарктиды было страшно скучным и нудным? Не надоели вам все эти собаки? И как только вам удалось их довезти живыми?
Разумеется, пятимесячное плавание в тех водах, где шли мы, не может не быть довольно однообразным; многое зависит от возможности чем-то занять людей. Тут собаки оказались превосходным средством. Конечно, требовалось подчас немалое терпение; тем не менее эта работа, как и всякая другая, доставляла и удовольствие. Тем более что речь шла о живых существах, достаточно умных, чтобы вполне оценить заботу и по-своему благодарить за нее.
С первой минуты я всячески старался утвердить в сознании каждого, что благополучная доставка упряжных животных играет важнейшую роль для всего нашего предприятия. Если бы у нас был лозунг, то наверно такой: «Прежде всего – собаки». Результаты лучше всего говорят о том, как мы выполнили этот лозунг. Вот примерный порядок, который был установлен на судне. Собак – первоначально их держали на привязи – разделили на группы по 10 штук. К каждой группе прикрепили одного-двух человек, которые несли полную ответственность за своих животных и обеспечивали уход. Я взял на себя заботу о тех 14 собаках, которые попали на капитанский мостик. Для кормежки собак требовалось участие всей команды, поэтому ее мы приурочили к смене вахт. Еда – первейшее из земных благ для полярной собаки. Можно твердо сказать, что путь к ее сердцу лежит через желудок. Мы действовали соответственно и не ошиблись. Уже через несколько дней между собаками и смотрителями установилась прочная дружба.
Понятно, собакам не очень-то нравилось все время сидеть на привязи; для этого у них слишком живой нрав. Мы бы рады были пустить их побегать, чтобы они могли размяться, но пока не решались дать им такую волю. Они были еще недостаточно воспитаны. Добиться их привязанности несложно, гораздо труднее научить их хорошему поведению.
Трогательно было видеть радость и благодарность собак, когда мы уделяли им немного внимания. Особенно сердечно проходила первая утренняя встреча. При виде нас они начинали радостно визжать, но им недостаточно было только видеть нас. Не успокоятся, пока мы не обойдем всех, поговорим с ними, погладим их. Пропустишь одну, она сразу выказывает явные признаки огорчения.
Вряд ли найдется животное, способное выражать свои чувства так, как собака. Радость, печаль, благодарность, угрызения совести сразу проявляются в их поведении. Особенно же во взгляде. Мы, люди, любим воображать, что только нам присуще то, что называется «живой душой». Говорят, глаза – зеркало души. Все это так. А вы обратите внимание на собачьи глаза, присмотритесь к ним. Как часто выражение их кажется человеческим, с теми же оттенками, которые присущи взгляду человека. Чем не зеркало души?
Но предоставим решать этот вопрос тем, кому это интересно. Скажу только еще об одной вещи, подтверждающей, что собака не машина из крови и плоти, а нечто большее, – скажу о ее яркой индивидуальности. На «Фраме» было около 100 собак. По мере того как мы в повседневном общении ближе узнавали их, у каждой обнаруживалась какая-то характерная черта, та или иная особенность. Не было двух совершенно подобных обликом и нравом. Внимательному взгляду представлялись богатые возможности делать любопытнейшие наблюдения. Если кто-то слегка уставал от общества людей, – могу заверить, что это случалось редко, – можно было, как правило, найти развлечение в обществе животных. Я говорю «как правило»; конечно, и тут были исключения. Из месяца в месяц полная палуба собак – это не всегда приятно. Но, несмотря на все хлопоты и неудобства, связанные с перевозкой собак, я могу уверенно сказать, что наше многомесячное плавание было бы куда более скучным и однообразным без этих наших пассажиров.
Прошли первые четыре-пять дней, мы уже приблизились к проливу у Дувра, и родилась надежда, что нам удастся на этот раз без особых затруднений проскочить сквозь игольное ушко. Пять дней держался штиль, почему бы ему не продержаться целую неделю? Увы. Как только мы миновали самый западный плавучий маяк Гудвин-Сенда, кончилась хорошая погода, ее сменил юго-западный ветер с дождем, туманом и прочей пакостью. За каких-нибудь полчаса туман настолько сгустился, что видимость стала всего несколько десятков метров. Ничего не видно – зато отлично слышно… Непрерывное завывание множества пароходных гудков и сирен яснее ясного говорило о том, сколько судов нас окружает. Положение не из приятных: при всех достоинствах нашего великолепного судна оно было весьма неповоротливым и медлительным. А это очень опасное качество в здешних водах. И ведь случись авария – все равно по чьей вине, – для нас она стала бы роковым событием. Времени в обрез, и задержка могла сорвать всю нашу затею. Обыкновенное торговое судно может позволить себе рисковать. Осторожно маневрируя, шкипер почти всегда может выйти сухим из воды. Обычно столкновения происходят от небрежности или неосторожности одной из сторон. Виновный возмещает убытки; осторожный может даже заработать на этом. Нам сам бог велел быть осторожными, и нас совсем не утешала мысль, что в случае катастрофы кто-то другой заплатит за свою неосмотрительность. Мы не могли рисковать, а потому, как это нам ни претило, вошли на Даунский рейд и отдали якорь.
Перед нами лежал город Дил, весьма популярный курорт. Единственным нашим развлечением было созерцать отдыхающих, этих беззаботных с виду людей, проводящих время в купанье или прогулках по заманчивому белому пляжу. Их мало заботило, с какой стороны дует ветер. Мы думали только о том, чтобы он повернул на другой румб или вовсе стих. Наша связь с берегом ограничилась тем, что мы послали человека с поручением отправить телеграммы и письма на родину.
Уже на следующее утро нашему терпению пришел конец. А зюйд-вест, знай себе, продолжал дуть с той же силой. Правда, зато прояснилось, и мы решили немедля сделать попытку идти на запад. Оставалось лишь прибегнуть к старому средству – лавированию. Миновали один мыс, затем еще один, и на том все кончилось. Сколько мы ни брали пеленг, никакого продвижении вперед не могли отметить. У Дангенесса пришлось снова отдать якорь и запастись столь восхваляемым товаром, имя которому терпение. На этот раз мы простояли на месте всего одну ночь. Ветер удосужился так изменить направление, что на рассвете можно было идти дальше. Тем не менее он оставался встречным, и нам пришлось чуть не весь Ла-Манш лавировать. Целая неделя ушла у нас на эти 300 миль. Многовато, когда впереди лежат еще такие громадные расстояния.