Из прекрасного Донецкого аэропорта я последний раз улетал осенью 2013-го. Из сообщений СМИ знал, что он разрушен, там шли жуткие бои. Все это казалось нереальным, невозможным в ХХI веке. Однако своими глазами увидел руины. А рядом с аэропортом — изрешеченные осколками заборы и остановки общественного транспорта. Пятиэтажки, зияющие проломами от танковых снарядов… По словам выпускника нашего военного училища Саши Тереверко, живущего в Киеве, схожая картина по ту сторону линии фронта в Авдеевке.
В 1996 году в районе чеченского села Галашки мы с оператором Олегом Вердиевым снимали телерепортаж. Двигаясь по окопам, вырытым в полный рост, разговаривал с бойцами. И вдруг Олег, совершенно гражданский человек, выскочил на бруствер, чтобы сверху снять хорошую «картинку» окопов. Сопровождавший нас подполковник только успел схватить его за ноги и затащить в окоп, как тут же с противоположной стороны раздалась пулеметная очередь. Вспомнил я это на прифронтовой окраине Донецка, производящей впечатление полумертвой. Чтобы сделать снимок разбитого аэропорта, полез в пролом в заборе, но меня остановил крик племянника: «Там мины!» Назад пришлось возвращаться по собственным следам.
Человеку, далекому от войны, трудно осознать эту реальность. Но в ней живут люди, за четыре года привыкшие к смерти. Яна водила меня по своему огороду, показывала дыры в заборе от снарядов, изрешеченные пулями стены, а в сарае — оперение от «Града». Далеко уже не молодая женщина спокойно рассказывала, как отличить на слух танковый снаряд от мины, определить направление его полета и как в таких случаях поступать. Показала дома, куда попали снаряды. А еще поделилась довольно интересным наблюдением о повадках военных и не нюхавших пороху собак…
Мужа ее мы не застали, он поехал на Украину за пенсией. Средняя пенсия в ДНР — 2600 рублей. Деньги смешные, уходят целиком на коммуналку. Многие из донецких пенсионеров вынуждены, чтобы выжить, регистрироваться у родственников в незалежной, получать свою довоенную пенсию в гривнах. Украинские паспорта никто в ДНР не забирает, так как у всех есть родственники по ту сторону и к ним иначе не проехать. «Это правильно, — говорил мне местный житель Григорий. — Не фиг было увозить все деньги из Донбасса. Ограбили нашу долю и умничают. А старики заработали эту пенсию».
Глава Донецкой народной республики, председатель Совета министров, Верховный главнокомандующий ВС ДНР Александр Захарченко многим нравится. В учреждениях размещены его портреты. По городу — плакаты-растяжки со словами «Родина у нас одна — Россия». И все же сложилось впечатление, что в Донецке мало кто хочет говорить о политике. Не потому, что опасаются, просто надоело. Яна, живущая в районе разбитого Донецкого аэропорта, ничего не ждет и от предстоящих выборов президента России. Женщина больше надеется на выборы следующего года в незалежной. Но вместе с тем заявляет: «Пока Украина не развалится, она от нас не отстанет». Противостояние в душах и сердцах людей зашло уже очень далеко, мало кто верит в мирный исход.
Пятый год жители Донецка, по крайней мере большинство, — за чертой бедности. Под постоянной угрозой даже в центре угодить под обстрел «Градов». Захожу в первый попавшийся магазин и замираю от ценников: белорусская водка — 78 рублей, сигареты — 20–30. Но свинина — 250–300 рублей за килограмм, говядина — 300–350, куры — от 90 до 140. При этом шахтеры получают 12–14 тысяч в месяц, об остальных и говорить не хочется. Цены на крупы, фрукты и овощи почти такие же, как в России, хотя на окраине можно найти и подешевле. Горожане объясняют так: «Мы были промышленным регионом, а еда всегда шла с Украины».
Но продолжают открываться заведения, где (за приличные деньги, разумеется) можно хорошо отдохнуть. Юбилей сестры мы отмечали в ресторане на берегу Кальмиуса. Была пятница, но свободных столиков не оказалось. Работает несколько пивоварен с вполне сносным продуктом и не только в центре. За юзовским пивом даже очереди выстраиваются.