— А ну, зачурайся, коли верно! — настаивал он.
— Зачурайся! Зачурайся! — закричали лохматые казачата.
— Ну, коли так, извольте! — стараясь сохранить достоинство, сказал я и зачурался по всем правилам казачьей науки: — Чур-чурашки, чурки болвашки, буки-букашки, веди-таракашки. Чур меня! Чур-перечур-расчур, до дому, до куреня не дойти мне, коли соврал! — закончил я и перекрестился.
— Ишь ты какой! — удивлённо разглядывая меня, сказал белоголовый казачонок и протянул мне ребром руку. — Ну, будем знакомы! Меня кличут Митряй. А тебя как?
— Иванушко.
— Знаткое казачье имячко! Хорошо! — одобрил казачонок и пригласил. — Ну, приходи завтра спозаранку на улку, будем в казанки играть. На биток! — он сунул мне в руку налитый свинцом отменный казанок. Видя моё смущение, он быстро догадался и сказал поспешно: — Ништо, не сомущайся, завтра отдаришь!..
Между тем, дед выбрав на базу местечко, стал в боевую позу.
— Ну, чего там заспорили, загоношили. Гляди, как стары казаки управу с пикой робили!
Казачата уже и без просьбы обступили деда.
— А ну, дай прогон, да смотри! — предупредил дед. Он протянул пику вперёд и сказал заученным медленным тоном: — Перво-на-перво, робятки, разумей, какая пика у киргиза, а какая у казака! У киргиза пика длиннее нашей на полутора. Он держит пику вот так за конец, упирая его под мышку! — Дед тут же продемонстрировал, как держат пику киргизы.
— Да ты ж не на коне ноне, дедко! — засмеялся Митяшка.
— Ты у меня смотри, раньше доброго казака не совайся в брод! — пригрозил старик: — Ну, слухай, удальцы! В чём тут нелады? Как ты её не прижимай к тулову, одначе, всю силу надо тут в ход пустить.
Я с любопытством рассматривал деда. Немного хмельной, но в меру хвастливый, он действительно с толком пояснял, как надо держать пику.
— Теперя гляди, как казак наш пику держит и как разит ею супостата отечества! — сказал он строго. — У казака пика завсегда короткая и держит он её не за конец, а поперёк, на перевес. Вот, положим, я скачу на врага, тогда, что робится с пикой? Лезвие пики на поларшина идёт вперёд лошадиной морды. То раз! Потом, когда скачет казак на врага, руку с пикой он немного назад относит, чтобы при ударе размах был. То два! Смекали?
Дед всерьёз заинтересовал казачат. Курносый, шустроглазый Митяшка не сводил глаз с деда. Между тем, казак продолжал:
— Гляди, что дале в бою выходит. Налетает казак на врага и со всего маха ударяет сверху вниз концом своей пики по концу вражьей, а она и без того уже долу клонится, а тут от моего молодецкого удара враз ныряет и утекает в землю. И тогда прощай ворог! Казак ему грудь альбо живот насквозь пикой прошьёт! Вот она, что значит казачья наука! — важно закончил дед, вскинул на плечо пику и пошагал к хибаре.
— Вы, казачки, не утекайте, я ещё нумер покажу! — предупредил он.
Ребята остались у порога, а Митяшка снова прильнул к окну. Варварушка погрозила ему пальцем, и к моему удивлению казачок смущённо скрылся.
Дед недоверчиво глянул на штоф.
— Всё твоё, всё твоё, капельку только и отпила! — не сердясь сказала бабушка.
— То-то! — одобрил дед поведение старухи, строевым шагом подошёл к столу, налил чашку и выпил. Он потянулся за сабелькой, но старуха ухватила его за руку.
— Чи сдурел, старый. Не видишь, хмелен, ребят по-пустому поранишь, да и негоже старому бывалому вытворяться перед малыми!
Она, напирая на него маленьким тщедушным телом, оттеснила к столу.
— Садись, да погомони с бабами!
Старик сдался.
— Строевое ученье отменяется ноне! — провозгласил он и налил ещё чашку. Большой нос деда побагровел. Старик облокотился на стол, глаза его затуманились грустью.
— Гляди, внучек, что стало с твоим боевым дедом! А было времячко, ела кума семячко, чуток на киргизской царевне не оженился. Вот, оно как!
Я удивлённо уставился на старика.
— Да ты не лупи шары, чига! Ну да, ухватил в набеге киргизскую царевну да уволок. Да на стану ночью грех вышел. От устали всхрапнул малость казак, а она ушла. Порезала ремни и утекла до степу, да и коня мово прихватила, лихая! Было однова казаку счастье, да и то сплыло. Эхх!…
Старик глубоко вздохнул, опустил голову. Бабушка, как порох, вспыхнула:
— Вот анчутка старый, полста годов мне всё не даёт покою с той царевной!
Варварка угадала ревность маленькой темнокожей старушки. Она обняла её и засмеялась добрым смехом, от которого у всех посветлело на душе.
— Да это он к тому, что ему приятно вспомнить молодой грех, баушка! — лицо молодой женщины осветилось ослепительной улыбкой. — Давай-ка лучше песню споём! — предложила она и встряхнула головой, готовая первой вступить в игру. Но старуха предупредила её. Когда-то она на станице считалась первой певуньей, да и сейчас заезжие гости из большого города не раз заставляли её напевать древние казачьи песни и записывали их. Старая Дарьюшка гордилась этим и сейчас, пригорюнясь, она завела чистым глубоким голосом: