А н о с о в. Если мы будем работать на всем привозном, имея свои богатства, мы — не специалисты; если нашими заводами будут управлять иностранцы, мы — не русские, а если к нам все будут ввозить из-за границы, мы — рабы, не более.
М а ш а (входит с черного хода). Павел Петрович, вас мастер Швецов хочет видеть. Он с мешком пришел.
А н о с о в. Уже мешками носят графит, а скоро будем возить возами. (Уходит).
Следом за ним уходит Челноков.
Ж е н я. А вдруг Павел Петрович отольет булат для господина министра?
А л е к с а н д р. Такие открытия, сестрица, вдруг не делаются. Над тайной булата ломают головы виднейшие металлурги, а фортуна улыбнулась единицам: не Павлу Петровичу чета.
Со второго этажа спускается Калмыков.
К а л м ы к о в. Ушли?
Ж е н я. Вызвали их.
К а л м ы к о в. Готовься, Александр, принимать мастерскую. Будете с Гансом Францевичем варить булатную сталь с платиной.
А л е к с а н д р. А Павел Петрович куда?
К а л м ы к о в. Павла Петровича днями отправляю на Артинский завод. (Уходит к себе в кабинет.)
Женя уходит в свою комнату. Александр сидит в раздумье. Осторожной поступью из черного хода к нему подходит Чижов.
Ч и ж о в. Что закручинился?
А л е к с а н д р. Ты слышал?
Ч и ж о в. Все слышал. Не расстраивайся. Придумано дельно. Держись крепче меня — будем при капитале. Я господина Шмауса заведу и выведу: он — себе, а мы — себе. На приисках золота всем хватит!
З а н а в е с.
АКТ ТРЕТИЙ
Кабинет Аносова. Два выхода: парадный и в мастерскую. Письменный стол с микроскопом, стопкой книг и гусиными перьями. Два шкафа: один — с книгами, другой — с химическими жидкостями и минералами. В стороне — рабочий стол с тисочками. Под столом — тигельный горшок. На стене — портрет Ломоносова. В углу — умывальник и полотенце. Над рабочим столом на стене — множество клинков. Через окно видно зарево из мастерской.
А н о с о в (читает книгу). «И возражать невозможно, утверждает всемирный ученый господин Фарадей, что алюминий облагораживает металл». (Встал.) Но почему у меня алюминий всегда оказывает вредное влияние на сталь? Целый лабиринт загадок! (Шагает в раздумье.)
Входят Швецов и Петухов.
П е т у х о в (передает шлифы для микроскопа). Получите шлифы, Павел Петрович.
Швецов кладет на стол половинку распиленного вдоль 20-фунтового слитка.
А н о с о в (рассматривает шлифы). Кто готовил?
П е т у х о в. Яков Карась.
А н о с о в. Молодец, хорошо отполировал, вижу себя, как в зеркале.
П е т у х о в. Да мы и сами дивимся. Золотые руки. К Ивашке Бушуеву его приставить бы — настоящий человек выйдет. (Показывает на половину слитка.) И слиток этот он разрубил, как мыло ниткой отсек, не отличишь одной половинки от другой.
А н о с о в. Вы его больше в закалочной держите. Там он нужней. У него глаз хорош, улавливает все цвета закалки.
П е т у х о в. Немцы, и те к нему все присматриваются.
А н о с о в (просматривает слиток по разрезу). А где вторая половина?
Ш в е ц о в. Яков припрятал, могу принести.
А н о с о в. Пусть будет у него. Я вот что надумал, ребята: проковать одну половинку в холодном виде, другую — при высоком нагреве и сравнить.
П е т у х о в. Страх-то какой — холодняком. Беда может случиться.
А н о с о в. Как ты, Николай, смотришь?
Ш в е ц о в. Опасно, Павел Петрович, наковальня легка.
П е т у х о в. Ежели бы, скажем, четвертинку — другое дело.
А н о с о в. А это еще лучше, Мироныч. Одну четвертинку прокуем в холодном виде, вторую — при вишневом нагреве, третью — при малиновом, а четвертую — при высоком нагреве.
Ш в е ц о в. А что это нам даст?
А н о с о в (показывая на разрез слитка). Видите, какое красивое кристаллование металла на слитке?
Ш в е ц о в. Как на булате.
А н о с о в. Вот именно. А после проковки кристаллов-то уже и нет. Почему? Я думаю, что высокий нагрев разрушает, оплавляет булатные кристаллы.