Ш в е ц о в. У-умный был у вас барин, нечего сказать! (Достает кусок хлеба, дает бродяге.)
К а р а с ь. Куда там: ума палата! (Жует.) Он Антона Налимова за суперечье в раки перекрестил. А тот взбеленился, пустил красного петуха в усадьбу барину. Да и скрылся в ту же ночь. И сейчас где-то в бегах.
Ш в е ц о в. А ты давно в бегах?
К а р а с ь. Я не в бегах, а в укрытии. Уж и запамятовал — никак годков шестнадцать. С той зимы, когда Златоустовскую фабрику от купца Кноура в казну забирали.
Ш в е ц о в. Вот оно что. Значит, ты вроде как здешний, свой. (Дает ему еще кусок хлеба.) Подкрепляйся. Ремесло имеешь?
К а р а с ь. У доменной печи каталем робил три года, потом два года сподручным у кузнеца.
Ш в е ц о в. А много вас в лесах?
К а р а с ь (махнув рукой). Числа нет.
Ш в е ц о в. А что ж они?
К а р а с ь. Одни воли ждут, другие истинной веры ищут.
Ш в е ц о в. Хм? Воли ждут… Кто же подаст им эту волю?
К а р а с ь. Как судить. А может быть, заступник какой объявится. (Таинственно.) Говорят, что сын Емельяна Пугача за отца мстить собирается. Объявился бы только! А уж народ валом повалил бы. Башкиры, как один, ждут. Жизнь невмоготу.
Ш в е ц о в. Ожесточился народ…
К а р а с ь. Куда там! Жизни, почитай, нет никому. А мужику больше всех достается — секут нашего брата не жалеючи и барин, и управляющий, и староста; секут в полиции, на конюшне, в поле и на дому — хоть заживо в могилу ложись.
Ш в е ц о в (внезапно). Переходи к нам на фабрику. Я могу с барином поговорить.
К а р а с ь. Куда там, на фабрику! Ведь убег я оттуда. Опознают — прибьют.
Ш в е ц о в. Никто и знать не будет. У нас своя мастерская. Мы тоже все подневольные, а свыклись, робим.
Слева слышатся крики: «Эге-ге!» Потом раздается выстрел. Входит Аносов.
А н о с о в. Ребята наши, похоже, заблудились. А это кто таков?
Ш в е ц о в. Бродяга, Павел Петрович.
А н о с о в. Любопытно. Давно в горах живешь?
К а р а с ь. Давно. Весь Урал излазил. Со зверями по одной тропе ходил.
А н о с о в. Весь Урал?.. (Внезапно.) А не приходилось тебе встречать черный камень?
К а р а с ь. Не только камни, вся жизнь наша черная.
Ш в е ц о в. Павел Петрович спрашивает, не встречал ли ты где черный камень, вроде угля.
К а р а с ь. Вроде угля? (Задумывается.) Вроде встречал. (Вспоминает.) У соседнего озера видел. Года три назад в озере воды мало было, так он на поверхность выходил.
А н о с о в. Хорошо помнишь?
К а р а с ь. Вот те крест! Могу достать.
А н о с о в (показывает камешек). За один вот такой кусочек я тебе хорошо заплачу.
К а р а с ь. Достану. (Вскочил и убежал.)
Ш в е ц о в. Сбежит он.
А н о с о в. Почему? Он же сам согласился. Ну, я пойду поищу наших.
Берет ружье и уходит. Следом за ним уходит Швецов. С мешками входят Жбанов и Петухов.
Ж б а н о в. Знак подали, а сами ушли.
П е т у х о в. Груз тяжел, в путь бы надо. До стоянки-то вон сколько!
Ж б а н о в. Не знаю, как ты, Мироныч, а я совсем занемог. Сказать надо Павлу Петровичу — домой пора.
П е т у х о в. Что ты, Архипыч, нешто можно возвращаться без графита.
Ж б а н о в. А если его, скажем, нет на Урале.
П е т у х о в. Ну, что ты! Раз Павел Петрович говорит, значит, есть. Давай перекусим лучше. Двигайся сюда, к огоньку, тут способнее. (Греет руки.) Угощайся шаньгой.
Ж б а н о в. Живешь, ить, перебиваясь из кулька в рогожку. Ни во что ставят простых людей. Они там бесятся от жира, в свое удовольствие гоняют на казенных лошадях, а ты такие тяжести на себе носишь. И Павел Петрович тоже, все горы готов разобрать нашими руками.
П е т у х о в. Напраслину о человеке говоришь, Архипыч. Разве не видишь, что Павел Петрович сам в немилости у них. Его благодарить надо, что вырвал нас от Шмауса. И опять же науке обещает нас обучить. Не вдруг то.
Вбегает Яков Карась, мокрый, в шапке держит гальку.
П е т у х о в (отскочил). Свят! Свят! С нами крестная сила! (Ухватил палку, Карась отскочил.) Убью! На месте убью, сатана окаянная!
К а р а с ь. Я по воле барина нырял-то.
Ж б а н о в. А ты кто?
К а р а с ь. Яков Карась я. Ох, холодно!
Ж б а н о в. Подходи, грейся. А в шапке что?