С губ как будто слетает фраза,
Та, с которой уходят в бой…
— Здравствуй, друг ты мой черноглазый!
Мы встречались в Москве с тобой.
В институте. Ты помнишь? Лекции.
Разговоры. Стихи. Друзья.
Книжку-рукопись «Сердце Греции»
С уваженьем читал и я.
Вновь занятья звонком сменялись:
— Есть табак, дорогой?
— Изволь!
А в глазах твоих сохранялась
Глубоко затаенная боль.
Мы твое разделяли горе,
Мы же знали — как ни таи —
Там, вдали, за лазурным морем
Умирают братья твои…
…Снова книгу твою спросили.
Вновь в лице у мужчины боль.
Ты же видишь! Сердце России,
Наше верное сердце, — с тобой.
Марк Гроссман
ЗА ШЕСТЬДЕСЯТ ДЕВЯТОЙ ПАРАЛЛЕЛЬЮ
А. А. Фадееву
* * *
Здесь удивляться можно многому:
Тому, что сутки — ночь одна,
Что называется дорогами
В заносах снежных целина;
Что бури воют здесь неделями
И, несмотря на холода,
Кипит и пенится за мелями
Совсем по-летнему вода;
Что южный ветер дышит холодом,
А ветер северный, меж тем,
К береговым утесам молодо
Несет тепло твое, гольфстрем;
Что люди здесь в походе — сутками
И мало спят, хоть ночь длинна,
Что согреваются здесь шутками,
Когда во фляге нет вина;
Что в первомайский праздник радостный
Идут геологи втроем,
И жжет мороз двадцатиградусный
Глаза, горящие огнем;
Что здесь березы искалечены,
Почти лежат они в снегу,
И неумолчный ветер мечется.
Свистит на голом берегу;
Что дождь зимой и гололедица,
Что самый краткий путь — кривой,
Что в небе сумрачном Медведица
Стоит почти над головой;
Что в сон не клонит темень вьюжная,
И путь без края и конца,
Что здесь, как всюду, дело дружное
Нам согревает всем сердца;
Что кручи гор дымятся тучами,
Что в час рассвета — света нет.
Но удивляться мы отучены
Еще в свои семнадцать лет.
Заполярье.
* * *
Обвязались мы не зря
Бичевой. Нельзя иначе, —
Бьются бури декабря
С бычьим бешенством в Рыбачий.
Нет, не воет, а ревет
Нам в лицо хайло норд-оста,
Две недели снег метет,
Погребая полуостров.
Мы идем, скользя по льду,
Волоча по снегу ноги,
Засыпая на ходу,
Даже видим сны в дороге, —
Не метель, а яблонь хмель
Тихо кружится над нами,
И шумит прямая ель
Над поселками саами,
Самый первый урожай
Пробивает в даль тропинку,
И несет пчела, жужжа,
В улей первую пылинку.
…И уже довольны мы,
Снится горечь нам окурка,
И сияет нам из тьмы
Раскаленная печурка.
Полуостров Рыбачий.
ТИХО ВСЕ НА РУБЕЖЕ…
Ночь без проблеска: глаза
Закрывай, иди наощупь.
Хоть бы грянула гроза
По растительности тощей!
Хоть бы вдруг на мачтах шхун,
На суровых скалах голых
Засиял на пять секунд,
На одно мгновенье сполох!
Тьма такая, как мазут.
Ни луча, ни вспышек молний.
С визгом к берегу ползут,
Как щенки слепые, волны.
Холод втиснут в щели скал,
В гриву пенного прибоя.
Индевеет у виска
Сразу жало штыковое.
Чьи-то легкие шаги
Прозвучали и затихли.
Проходите, рыбаки!
Нам не знать людей своих ли?
Каждый выступ, каждый куст —
Нам укрытье и опора.
Знаем здесь мы наизусть
Голос каждого помора,
Каждый шаг своей земли,
И суровой, и любимой,
В снежной яростной пыли
Нашим мужеством хранимой.
Тихо все на рубеже
Дальней северной России,
И во тьме, настороже,
Мерно дышат часовые.
Район Печенги.
СЧАСТЛИВЫЙ БЕРЕГ
В заливе Мотовском, зеленом,
Где чуть дымится пар с утра,
Где ветер носится со стоном
И вертит в лапах катера,
Где берег весь — пустые скалы
И в лишаях болотных весь, —
Ты плыл и шел, мой друг усталый,
Табак раскуривал ты здесь.
И в клубах трубочного дыма,
Закинув за спину ружье,
Ты пел о Родине любимой
И о разведчиках ее.
О них, плывущих в океане,
В скале устроивших карьер…
И небо северным сияньем
Тебе сияло, инженер.
И, в наше будущее веря,
Ты, спотыкаясь меж камней,
Назвал Счастливым этот берег.
Да будет так. Тебе видней.