Дед Самоцвет одарил старателей и вывел наверх. Пошли они искать того человека.
А Дед Самоцвет обратился чудовищем и явился к купеческому приказчику. Разбудил его. Приказчик как увидел чудовище, так и задрожал от страха, зуб на зуб у него не попадает.
Чудовище и говорит ему:
— Людей своих не ищи, я завалил их в шахте, а тебя пощадил, чтобы ты рассказал хозяину и другим, что это место запретное и самоцветов я никому не дам, а если кто попытается у меня их воровать, так я ни одного человека живым отсюда не выпущу.
Приказчик вернулся и рассказал об этом хозяину, и с тех пор богатеи больше не пытались добывать те самоцветы.
В ту пору такая жизнь была: царь с князьями, попами, купцами да помещиками заграбастали все в свои лапы: землю, леса, горы, а в горах-то всякие руды, серебро, золото, драгоценные камни. Наживались они на этих богатствах, а бедные люди на них робили да бедствовали. Шло, шло так время, да и появился на русской земле великий человек — Ленин. Народную нужду всю доподлинно знал.
Вот он и говорит народу:
— Товарищи, дальше так жить не годится! Давайте прогоним царя и всех буржуев! И сами будем управлять государством.
Поглянулись ленинские слова народу, по сердцу пришлись. Поднялись все рабочие, бедные крестьяне, прогнали царя и буржуев. А Ленина выбрали главным. Пришли к Ленину те старатели, что у Деда Самоцвета были, и рассказали ему про уральские сокровища.
Ленин немедля послал на Урал ученых людей и сказал им, что надо делать. Приехали те люди на Урал, привезли с собой от Ленина грамоту. Пошли к Деду Самоцвету, к хозяину Ильменских гор.
Дед Самоцвет принял дорогих гостей и говорит им:
— Долго я вас ждал и все время хранил самоцветы, чтобы богатеи их не растаскивали. Ну, а теперь берите мои богатства. Пусть ими пользуются все люди, живут да радуются. Пусть их жизнь будет такая же красивая, как эти самоцветы!
Построили ученые в этом заповеднике дома, поселили в них людей, чтобы те жили да порядок вели. И с той поры Ильменский заповедник зовется именем Ленина, а ленинская грамота там и посейчас в дорогом ларце хранится. А народ со всей страны приезжает в заповедник погостить да подивиться ильменскими самоцветами.
Сказ записан И. Зайцевым
от пенсионера г. Кусы
А. И. Калинина, 65 лет.
АНТИРЕЛИГИОЗНЫЕ ЧАСТУШКИ
Частушки записаны И. Зайцевым
в Саткинском и Кусинском районах
Челябинской области.
Иван Малютин
НАШ ГОРЬКИЙ
(Из воспоминаний)
Иван Петрович Малютин — один из старейших рабочих поэтов-революционеров — был лично знаком со многими крупными писателями прошлого, переписывался с Алексеем Максимовичем Горьким.
Сейчас И. П. Малютин готовит книгу очерков-воспоминаний о своих ветречах с талантливыми русскими писателями и артистами, работает над книгой стихов. |
Здесь помещается зарисовка И. П. Малютина из книги очерков, над которой автор работает последние годы.
В 1922 году я вернулся — после трех лет ссылки и семнадцати лет странствований по Сибири — на фабрику «Красный перекоп». Многие здесь еще помнили меня по революционной подпольной деятельности, по первой рабочей библиотеке на фабрике. Мне дали квартиру в Петропавловском парке, при рабочем факультете, устроили на работу в библиотеке.
Рабфак помещался в каменном доме, на берегу большого пруда, обсаженного березками, тополями и густым ельником. Во всем парке было только две семьи — садовника и моя.
Библиотечного жалованья нехватало, пришлось заняться разборкой старых документов в фабричном архиве. Там я нашел интересные бумаги по истории фабрики и сделал из них выписки для знакомых писателей — Вс. Иванова и Вяч. Шишкова, которые интересовались этим вопросом.
Из Сибири я привез порядочно хороших книг и стал добавлять к ним новые. В скором времени библиотека моя стала довольно большой и включала в себя книги по многим отраслям знания.
Захватывала меня не только любовь к хорошим книгам, но и к творцам их, к писателям. Влюбишься в произведение какого-нибудь писателя и невольно полюбишь его самого… Не посторонний он уже для тебя человек, а близкий, дорогой, родной. И вот живешь и чувствуешь, что у тебя, есть друг, и от этой мысли делается на душе хорошо, интереснее, легче и радостнее жить. Забывались разные трудности и невзгоды.
Еще с юных лет был у меня особенно любимый писатель — В. Г. Короленко. Часто я о нем думал, перечитывая его рассказы, и крепко держал их в памяти. Он мне казался добрым, ласковым, и я осмелился написать ему письмо и послал какое-то свое стихотворение для отзыва. Ох, как он раскритиковал его! И это неладно и то не так, одним словом — плохо. Я не удивился этому и не жалел, что мир не увидит этого моего произведения. А удивился я искренне тому, как он, такой большой и занятый писатель, нашел время заниматься моими стихами и отвечать мне.
И уже только через десять лет я осмелился написать ему вторично. И тоже кое-что послал для отзыва. На этот раз он написал, что о первых моих стихах забыл основательно, а сейчас присланные вполне литературны. Но я мало этому радовался, так как сам начал понимать, что многого мне еще нехватает и рано радоваться своим маленьким успехам. Но опять удивился тому, что так ласково и дружелюбно отвечает мне этот замечательный человек и думал: как же не любить и не уважать такого человека!
Такими же отзывчивыми и душевными людьми оказались и другие писатели, артисты, ученые — Шишков, Подъячев, Белоусов, Дрожжин. Телешов, Качалов, Морозов (шлиссельбуржец). Все они были сначала воображаемыми спутниками моей жизни, а потом стали и действительными, и мой мир постепенно обогащался такими замечательными людьми.
И неожиданно для меня среди наших замечательных талантов засверкал еще один — добрый, смелый, простой и ясный, как солнечный день, освещающий грязь и темноту пошлой обывательской, мещанской жизни и зовущий к другой, к светлой, разумной человеческой жизни — Горький! Я прочитал первые его рассказы и сразу же автор стал представляться мне чутким, простым, отзывчивым человеком. А когда узнал его биографию, понял, что не любить его не могу. Жизнь его напомнила мне мою. У него суровый, жестокий дедушка и мытарства в жизни… У меня сердитая мачеха, от которой прятался по ночам в подполье с маленькой керосиночкой, чтобы прочитать случайно попавшую в руки книжку.