Отсюда видна панорама завода, рудник горы Магнитной, десятки новых кварталов молодого города металлургов, уральские степные дали.
Но не только это можно увидеть, неторопливо шагая по широкому звонкому мосту.
Любуясь сочными красками осеннего рассвета, Хабаров вдруг с отчетливой ясностью вспоминает другое, далекое утро, когда он — шестилетний малыш — впервые увидел в лучах восходящего солнца эту еще почти нетронутую первобытную сопку.
У подножья ее белели полотняные палатки, желтели новые, наспех сколоченные бараки, в одном из которых поселилась семья Хабаровых.
Еще не существовало завода, и для многих было неясным, каков он будет и когда пустят первую домну, но вокруг уже кипела и била горячим ключом дружная работа. На горе ухали взрывы аммонала.
…С первых школьных лет Константин мечтал стать художником. Он рисовал все, что его окружало: и гору Магнитную, и новый город, вырастающий у ее подножья, и громады каркасов будущих цехов и металл, огненной рекою бегущий в ковши.
Рисуя домны, подбирая краски, чтобы передать жаркий, богатый оттенками цвет выплавленного доменщиками чугуна, он никогда не предполагал, что станет мастером металла.
Хабаров идет ровным, неторопливым шагом. Его обгоняют толпы шумливой молодежи. Вот проскочила вперед группа учащихся ремесленного училища в форменных, ладно пригнанных шинелях; видимо, спешат на первую заводскую практику.
Хабаров хорошо помнит, с какой гордостью и вместе с тем робостью он впервые надел на себя форму учащегося ремесленного училища № 18. Это случилось в начале Великой войны, вскоре после того, когда отец и старший брат были призваны в ряды защитников Отечества, а пятнадцатилетний Костя остался главой семьи, стал призывником великой армии труда.
— Ничего, парень, не одним только художникам нужно творчество, — говорил Косте Хабарову мастер группы доменщиков Андрей Иванович Борисевич, положив на худенькое плечо подростка свою тяжелую, узловатую руку.
Придя домой, Костя рассказал об этом матери. Варвара Артемьевна грустно улыбалась и, оглядывая невысокую совсем еще мальчишечью фигуру сына, сокрушенно думала: «Ну, какой из него доменщик?».
Но в этом Варвара Артемьевна ошибалась… В доменном деле Константин Хабаров нашел свое настоящее призвание, свою большую творческую судьбу…
…Вот они, красавицы-домны, плавящие самый дешевый в стране чугун… Почувствовав их шумное дыхание, Константин Филиппович невольно ускоряет шаги. И мысль его, отвлеченная воспоминаниями о минувшем, властно поворачивается к сегодняшнему дню, к работе, которая ждет его в этот свежий утренний час, к товарищам по жизни, по общему труду.
Мастера Алексея Федоровича Базулева Хабаров застал в будке газовщика. Он сидел за круглым металлическим столом и, подперев рукой большое, запыленное, в графитовых блестках лицо, просматривал заполненный газовщиком сменный рапорт. Завидев сменщика, Базулев приветливо улыбнулся.
В этой улыбке отразилось глубокое расположение и уважение, с которым молодой мастер относится к Хабарову… Ведь именно Хабаров научил его понимать доменную печь, помог ему выйти в мастера, рекомендовал его в партию… И хотя возраст у них примерно одинаковый, Алексей Федорович и сейчас продолжает видеть в Хабарове старшего товарища, держит на него равнение…
В приемах его работы, в том, как он ведет себя у печи, в бригаде, угадывается четкий стиль хабаровского мастерства…
Прибежит, например, запыхавшийся рабочий, крикнет встревоженно:
— Фурма сгорела, Алексей Федорович!
Базулев поднимет свои небольшие умные глаза и скажет так, как сказал бы в этом случае Хабаров:
— Ну что ж, надо побыстрее заменить. А кричать зачем же? Криком делу не поможешь.
Так же как и в бригаде Хабарова, в которой Базулев прошел путь от четвертого до первого горнового, в коллективе его бригады установился спокойный ритм работы, когда люди, не нервничая, не сердясь, все делают быстро и точно.
Обменявшись приветствиями и событиями минувших суток, мастера не сразу заводят разговор о печи. Константин Филиппович медленно идет вдоль щитов с автоматами-самописцами, светофорами и другими приборами, которые помогают ему проникать в скрытые процессы, происходящие в доменной печи.
Он не просто смотрит на ровные записи самописцев, а всматривается в них своими острыми, зоркими глазами, представляя себе то, что творится сейчас в домне.
Что ж, показатели приборов вполне устраивают Хабарова. Встретившись глазами с Базулевым, он спрашивает: