Дело было в конце августа, но погода все еще была жаркая. Я должен был вести пассажирский поезд от станции Екатеринбург-Первый на Тюмень. Времени до отхода было еще много, я вылез из паровозной будки и пошел с ключом осматривать паровоз. В это время ко мне подходит машинист пассажирских поездов Пахомов, а за ним поодаль — какой-то незнакомый мне человек в поношенном пальто, потертых сапогах, в шапке, с кожаной сумкой через плечо.
— Вот что, Шабров, этого человека ты посади на паровоз. Довезешь до Камышлова, передай его следующему машинисту, чтобы доехать до Тюмени.
— А что за человек? — спросил я.
— Делегат Центрального забастовочного комитета из Москвы. Едет конспиративно проверить, насколько люди на местах осознали всю важность готовящейся всеобщей забастовки… Только смотри, жандармерия следит вовсю, за службой тяги особенно смотрят. Будь осторожен!
— Хорошо. Не заботьтесь, не первого везу, — вполголоса сказал я. — Пока все благополучно, там что разве дальше будет.
Я незаметно помаячил незнакомцу и, когда он подошел, сказал:
— Лезь в будку, а там — на тендер. Только приляг, чтобы тебя не было видно.
Я говорил, а сам все смотрел, не наблюдает ли кто за нами. Пахомов пожал мне руку, пожелал счастливого пути и зашагал к паровозу, на котором прибыл из Тагила.
Пробил второй звонок. Я влез в будку и принял от кондуктора путевку; спросил, нет ли чего нового. Кондуктор сказал, что нового ничего нет, но слежка идет еще больше.
Вскоре дали третий звонок, кондуктор свистнул, и я тронул поезд.
На Екатеринбурге-Втором тог же кондуктор спросил у меня:
— На паровозе у тебя, Шабров, никого нет постороннего?
— Нет, а что?
— Меня главный спрашивал, нет ли кого постороннего. При отправлении из Екатеринбурга-Первого заметили, что на паровозе был посторонний человек, неизвестный… На всякий случай, сторожись.
На Истоке этот же кондуктор, подавая путевку, сказал, что в Косулино у меня предполагают сделать обыск.
— Берегись… Главный что-то на тебя нападает, — добавил он.
— Спасибо, друг, я тоже буду полезен тебе когда-нибудь.
Поезд отправился с Истока. Когда миновали станцию, я позвал с тендера незнакомца и сообщил, что его при посадке, видимо, заметили и на следующей станции решили паровоз обыскать.
Мы оба задумались. Потом я говорю:
— Придется тебе перед станцией залезть в тендер, хотя он и с водой. Но это не беда — погода теплая. Разденешься, и если даже будем набирать воду, не бойся, сиди, не утопим. Когда будем в ходу, выберешься, обсохнешь в будке.
Незнакомец сказал, что он лучше спрыгнул бы на ходу. Я стал говорить, что это будет хуже: перед станцией поезд идет под уклон, а если хотят сделать обыск, то за паровозом следят.
— Ну, делайте, как лучше… — согласился товарищ.
При подходе к Косулино я предложил ему снять верхнее платье и остаться в нижнем белье. Он быстро скинул с себя и сам — в тендер, а кочегар свернул его одежду и обувь и загреб в уголь.
Как только в Косулино поезд остановился, к паровозу подошли два жандарма с главным кондуктором. Жандармы влезли в паровоз. Я дал гудок, чтобы отцепили паровоз для набора воды.
— Есть у тебя на паровозе посторонние люди? — грубо спросил один из жандармов.
— Никого нет, кроме своей бригады.
— Как нет! Когда мы стояли в Екатеринбурге, донесли, что к тебе на паровоз сел человек с кожаной сумкой.
— Напрасно слушаете всякую ложь, — невозмутимо сказал я.
В это время паровоз подошел к баку с водой. Кочегар занялся подводить водоналивную трубу к тендеру.
Тем временем жандармы осмотрели будку, затем тендер, заглянули в ящик с инструментами, но нигде никого не обнаружили.
Вода стала доходить на полметра от верху, и кочегар велел закрывать воду. Отвел трубу от тендера, сказал: «Готово!», а я стал подавать паровоз обратно к поезду.
— Стало быть, напрасно сказали нам… — Тут жандарм замялся, очевидно, спохватился, что может выдать шпиона.
Паровоз прицепился к поезду. Принесли путевку, дали отправление, и мы тронулись.
За станцией дали знать товарищу, чтобы вылезал. Мокрый и дрожащий, он вошел в будку. Разделся донага, выжал белье и стал одеваться. Я предложил взобраться на котел с левой стороны, чтобы обсохнуть и обогреться. Когда он согрелся, сказал:
— Ну, теперь я снова чувствую себя хорошо. Не мешает и закусить. При этом он стал вынимать из своей сумки хлеб, а я раскрыл свой дорожный ящик с провизией и предложил кушать все, что тут есть. И товарищ согласился.