Н а с т е н ь к а. Жене?!
Г а й н у т д и н о в. Вообще девочка, извини пожалуйста.
Н а с т е н ь к а. Не заговаривайся.
Г а й н у т д и н о в (после паузы). Позволь родным, Татария, письмо про тебя написать?
Н а с т е н ь к а. Рано, Мишенька.
Г а й н у т д и н о в (умоляюще). Милая!
Н а с т е н ь к а (с иронией). Дорогая?
Г а й н у т д и н о в. Дорогая.
Н а с т е н ь к а. Когда вы, мужчины, научитесь красиво говорить про любовь. (С недовольным видом отходит.)
Г а й н у т д и н о в (подходит к Настеньке). Если ты меня бросишь…
Н а с т е н ь к а. Что, что?
Г а й н у т д и н о в (отчаянно). Если ты меня бросишь…
Настенька, не выдержав, смеется. Гайнутдинов, обиженный, резко повертывается и идет к выходу.
Н а с т е н ь к а. Миша! (Гайнутдинов останавливается). Иди ко мне, Миша. (Гайнутдинов подходит. Настенька от всего сердца улыбается ему.)
Г а й н у т д и н о в (радостно). Солнышка моя, глазам больно…
Н а с т е н ь к а. Что же ты напишешь своим родным?
Г а й н у т д и н о в. Я напишу… что я люблю тебя так… как трава любит солнце, как проходчик любит шахта… Можно?
Н а с т е н ь к а. Пиши, Мишенька. (Гайнутдинов внезапно целует Настеньку, и та, счастливая, устыдившись, выбегает. Гайнутдинов следует за нею.)
Ф у р е г о в (окончив подсчет). Армия! Целая армия! Мы двинем ее на проходку квершлага.
Е ф и м у ш к и н, Никонов. Квершлага?
Ф у р е г о в (с улыбкой). Надо же когда-то начинать!
Е ф и м у ш к и н. Совершенно верно.
Ф у р е г о в. Безо всякой угрозы для плана… А вечерком зайдемте ко мне. Я вам покажу одну смету… Обогатительную фабрику надо строить.
Н и к о н о в. А уходить собирался!
Ф у р е г о в. Знаешь, русскую пословицу: умирать собирайся, а рожь сей.
Входит Безуглый.
Б е з у г л ы й. Добрый день, товарищи. (Оглядывается.) В этот простой и скромный дом сегодня вошло счастье.
Е ф и м у ш к и н. А мне думается, оно вошло сюда еще в семнадцатом году.
Б е з у г л ы й (смеется). Пожалуй, вернее. (Направляется к Никонову.) Позвольте, дорогой Иван Петрович, пользуясь вашим здесь присутствием, поздравить вас от всего сердца.
Н и к о н о в. Благодарю вас, Владислав Сергеевич.
Входит Малаша. Она не ожидала встретиться здесь с начальством и поэтому сразу стушевалась. На Василия она не смотрит.
М а л а ш а. Здравствуйте… Я пришла поздравить Илью Максимовича…
В а с и л и й. Да с чем?!
Е ф и м у ш к и н (быстро, подмигнув Малаше). Он скоро сам будет. А здесь есть кого поздравлять.
М а л а ш а (смущенно пожимает руку Никонову). Очень вас поздравляю. (Входит переодетая в праздничный наряд Ольга Самсоновна). И вас разрешите, за сына…
О л ь г а С а м с о н о в н а (с улыбкой, косясь на Василия). Благодарствуем.
Е ф и м у ш к и н (подталкивает локтем Василия). Гляди орлом, орлом гляди!
М а л а ш а. Сегодня этого орла с большой высоты сняли.
Е ф и м у ш к и н. Откуда же это?
М а л а ш а. Портрет его в Дворце культуры, среди знатных стахановцев висел… Значит, это не вы распорядились?
Е ф и м у ш к и н. Нет, нет.
М а л а ш а. Там был товарищ Безуглый…
Б е з у г л ы й. Да, я, так сказать, подметил…
М а л а ш а (неожиданно подходит к Василию сжимает его руку.) Ничего, Василек, ничего.
В а с и л и й. Лашенька…
М а л а ш а. Я тебя сама еще раньше сняла.
В а с и л и й. Но я вернусь, ты веришь? Издохну, а вернусь.
М а л а ш а (сдерживая слезы). Вот и хорошо. Только бы светлым тебя видеть, совсем светлым. Чтобы чувства свои перед собой же не приходилось оправдывать. А вся эта слава… была бы совесть чиста! (С вызовом.) Все равно я тебя люблю. Слышишь? Никогда ведь не говорила, все только тебя слушала, а сейчас, вот, хочешь — при людях… Люблю, люблю… (Плачет.)
О л ь г а С а м с о н о в н а (утешает Малашу). И-и, милая… Мой Максим не в такие переплеты попадал. А я… чем горше горе, тем сильней его любила. И все перенесли.
Входит Максим Федосеевич. Изо всех его карманов торчат бутылки вина. Бутылками донельзя заняты и его руки.