Директор говорит о людях комбината, о людях социалистического производства с их новым отношением к труду, горячим сердцем патриотов и неукротимым желанием победить. Эти люди ищут и находят новое, раскрывают огромные резервы, обеспечивающие невиданный рост производства. Они — опора и надежда пятилетки.
— Мне, — говорит Носов, — рассказывал мастер третьего мартена товарищ Лупинов, что к нему, как депутату Верховного Совета РСФСР, пришла с жалобой группа сталеваров. Они жаловались на нас — руководителей завода, что мы не создаем им условий для работы: печи много времени простаивают из-за отсутствия чугуна. Я спросил у товарища Лупинова, кто жалуется — не Петр ли Бревешкин? — Он. — А какой, спросил я, у него съем стали? Оказывается, товарищ Бревешкин снимает в отдельные дни 8—9 тонн стали с одного квадратного метра площади пода. Вы подумайте, товарищи, об этой цифре. Она в полтора — два раза больше того, что было запланировано конструкторами.
Сталевар Бревешкин поднимается из-за стола президиума.
— Я, Григорий Иванович, не жаловался, а, действительно, просил, можно сказать, требовал. У нас в мартене сейчас жаркая борьба разгорелась за скоростные плавки, и мы будем давать по 8—9 тонн стали. Я беру такое обязательство и вызываю на соревнование всех сталеваров.
— Вы слышите, товарищи руководители? Вы слышите заявление товарища Бревешкина? — говорит Носов. — За нами теперь дело. Народ поднимается на призыв Родины, партии большевиков, на призыв нашего Сталина…
Народ поднимается!
В мартеновском цехе № 1 атмосфера всеобщего подъема и творческого напряжения. Листовки-«молнии» говорят словами боевой сводки о победах на разных участках цеха. «Боевые листки» висят в каждом пролете, напоминая фронт и солдат, которые после удачной атаки, примостившись у борта машины, старательно выводили слова привета отличившимся товарищам.
На огромном щите — диаграмма: две стрелы, одна — сплошная, поднимающаяся круто вверх, показывала рост съема стали по цеху за последние месяцы (в тоннах) — 5,68; 5,77; 5,96; 6,25…; другая стрела тоже шла вверх, плавно закругляясь полудугой, она показывала рост скоростных плавок по месяцам — 23; 30; 51; 82… Эти стрелы точь-в-точь похожи на те, которые чертили в военные дни на топографических картах, изображая прямой жирной красной стрелой направление главного удара и полукругом — обход и охват противника с флангов, чтобы железными клещами зажать его и раздавить. И это волнующее ощущение, словно ты находишься на передовой линии фронта, уже не покидает тебя в цехе.
Секретарь цехового партбюро Павел Батиев, большого роста, плечистый, с веселыми, как бы вечно смеющимися, глазами, только собрался было выйти из своего кабинета, как открылась дверь, и в партком вошел молодой человек, одетый по-праздничному.
— А-а-а, товарищ Любенков, заходи, заходи, чем могу помочь? — спросил Батиев, и веселые, со смешинкой глаза его смотрели приветливо, но испытующе.
Любенков потоптался, словно не зная с чего начать.
— Я по поводу того дела… ну, насчет «Крокодила». Ведь зря нас с Яковлевым опозорили на весь цех.
— Почему же зря? Сто тонн стали недодали — факт, брак сварили — тоже факт.
— Так-то оно так, да мы ж не виноваты. Опыта мало.
— Опыта, говоришь, мало, — ответил Батиев, — а у Корчагина больше опыта? У молодого мастера Захарова тоже больше? У комсомольца Лапаева Петра неужто больше опыта, чем у тебя? Нет, товарищ Любенков, не опыта у тебя меньше, а совести, честности советского человека меньше. Весь народ вперед пошел, а вы двое на месте остаться хотите. Не так ли?
Любенков слушал Батиева, виновато опустив голову. Он мял в руках шапку, расстегнул тужурку и по слипшимся на лбу волосам и выступившим каплям пота видно было, до чего жарко человеку. Любенков вскинул голову и с явной обидой в голосе сказал:
— Да что вы в самом деле, товарищ Батиев. Где же это видно, чтобы мы на месте стояли! Я в начале года давал какой съем — 4,9 тонны, а сейчас больше пяти тонн. Так разве это называется стоять? Я же к вам в партком пришел правду искать, а вы такие горькие слова говорите.
Батиев подошел к сталевару:
— Пойдем, товарищ Любенков. Если ты пришел к нам правду искать, так я тебе эту правду сейчас покажу.
И они вышли в цех, направляясь к мартеновской печи через всю литейную площадку.
Трудовые будни цеха оказывали на Батиева необыкновенное действие и приносили глубокую радость. Бывший рабочий и сын рабочего, он любил цех, его огни, звуки и запахи; он всегда гордился своей профессией металлурга и считал ее одной из самых благородных смелых и увлекательных профессий. И теперь, идя по цеху и наблюдая за работой бригады, он пытливо всматривался в каждую мелочь и втайне гордился тем, что все окружающее ему понятно и доступно, что и он частицей своего труда помогает варить сталь.