Вместе со мной Г. Н. Потанина навещали некоторые его старые друзья и знакомые. Он рассказывал нам о своей жизни и путешествиях по Китаю. Тибету, озеру Зайсан и т. д. Рассказывал живо, интересно, увлекательно. Низенький, близорукий, с бородкой, с изжелта-серыми, какого-то пепельного цвета волосами, с высоким лбом и густыми бурыми бровями, над металлическими дугами очков, он был еще очень бодр для своих 75 лет.
Помню, однажды он рассказал нам о своем бегстве из Петербурга после студенческих беспорядков. Часа два он рассказывал о том, как в каком-то полустуденческом костюме, не заходя в комнату, не успев переодеться, убежал он из города, чтобы не попасть в руки полиции. Со скудными грошами в кармане, без документов, удостоверяющих его студенческую личность, пробирался он в Сибирь на родину, в станицу Ямышевскую на Иртыше. Путь лежал через Самарскую и Оренбургскую губернии.
С пустыми руками, без багажа, где пешком, где на поезде, покупая билет до какой-нибудь ближайшей станции, пробирался он все дальше и дальше. Наконец Г. Н. Потанин добрался до Волги, сел на пароход.
— Мне казалось, — говорил он, что каждый знает о моем нелегальном положении. И особенно я опасался жандармов. Невольно думалось, что вот они знают меня, следят за мной и не приглашают куда следует только потому, что еще не пришла минута лишить меня свободы.
Очень осторожно приходилось отвечать на такие вопросы: «Откуда молодой человек, пробираетесь? Куда путь держите?».
Как-то ночью я, пробравшись на верхнюю палубу парохода, сидел в глубокой задумчивости на свободной лавочке и размышлял о том, где лучше сойти с парохода — в Самаре или в Саратове.
Вдруг на палубе появился человек в военной форме. «Уж не следит ли он за мной?» — невольно подумал я. Два раза этот человек прошел мимо меня. Потом подошел ко мне, постоял, посмотрел на меня и сел рядом на скамейку.
«Ну, вот и конец моему путешествию», — невольно мелькнуло у меня в голове. Сижу и думаю: «А вдруг он задаст мне какой-нибудь вопрос, что я буду отвечать?»
Вид у меня был довольно подозрительный. Во мне не трудно было узнать студента. А о студентах было уже известно, что они забастовщики и что многие из них разбежались по всей России во избежание арестов. Военный человек взглянул пристально на мое ветхое обмундирование, на мое бледное лицо и спросил:
— В какие края, молодой человек, пробираетесь?..
Думать было некогда, отвечать было нужно немедленно, так как он смотрел на меня и ждал ответа.
И вот, я сам не знаю почему, решил рассказать ему всю правду, не утаивая ничего. Рассказал и ждал, что будет. Военный, выслушав мой рассказ, крепко пожал мне руку и сказал:
— Не беспокойтесь, молодой человек, отныне я буду вашим покровителем, вы будете считаться моим секретарем.
Мой собеседник оказался атаманом Оренбургского казачьего войска, писателем И. И. Железновым [18].
Григорий Николаевич долго и с большим увлечением рассказывал нам о И. И. Железнове, о службе у него, о быте и жизни уральских казаков, о рыбной ловле на Урале и т. д.
На другой день, под вечер, мы снова собрались у Г. Н. Потанина. Я принес ему несколько книг о Будде, Конфуции, Лао-Дзе и др. Григорий Николаевич рассказывал нам о верованиях восточных народов, об их обычаях и рекомендовал разную литературу по этим вопросам. Настроение у него было очень хорошее. С особенным интересом и увлечением он рассказывал нам о Китае.
— Многие европейцы, — говорил Григорий Николаевич, — свысока смотрели на Поднебесную империю, ее культуру и историю. А ведь многовековая история Китая богата и чрезвычайно поучительна…
Г. Н. Потанин подробно рассказывал нам об истории Китая, о том, как многие древние царства исчезали с лица земли, а Китай рос, занимался науками и открытиями. Китайцы ввели десятичную линейную систему, до которой Европа додумалась только в XVIII столетии. Китайские астрономы наблюдали за звездами и небесными явлениями и установили времена года, они составили календарь и первыми вычислили обращение солнца и луны. Китайцам были известны книгопечатание, компас, порох, фарфор, бумага, шелк значительно раньше, чем европейцам…
Григорию Николаевичу было обидно, что некоторые европейцы презрительно относились к китайцам и их достижениям. Между тем, по убеждению Потанина, многому нужно было поучиться бы у Китая.
Однажды Григорий Николаевич пригласил меня прогуляться по улицам Барнаула. Гуляя, мы зашли в книжный магазин Сохарева, которого Г. Н. Потанин знал давно, а я когда-то служил у него продавцом. Разговорились о книгах. Сохарев снял с полки, показал книгу Г. Н. Потанина «Краткое изложение путешествий по Китаю, Тибету и Монголии» и вручил ее Григорию Николаевичу, а он, сделав надпись: «Многоуважаемому Ивану Петровичу Малютину в память наших встреч в Барнауле» подарил книгу мне. Это был дорогой для меня подарок.
Однажды Григорий Николаевич поделился с нами своими впечатлениями о поездках по Алтаю. Заслуги Г. Н. Потанина в изучении этого края общеизвестны.
Позднее профессор Томского университета В. В. Сапожников, продолжая исследования Алтая, открыл там много ледников. Самый большой из них, длиною в 20 километров, он назвал ледником Потанина, другой крупный ледник — ледником Александры, в честь неизменной спутницы и помощницы Потанина Александры Викторовны. Так и лежат рядом на Алтае два ледника, напоминая о двух скромных путешественниках.
Григорий Николаевич рассказывал нам и о литературной жизни Томска, называя имена некоторых начинающих писателей. С особенной похвалой он отзывался о Вячеславе Яковлевиче Шишкове, который тогда начинал печататься в «Сибирской жизни».
Я в то время томских писателей не знал, но, услышав восторженные отзывы Григория Николаевича о В. Я. Шишкове, стал интересоваться им, следить за его произведениями, появлявшимися в журналах и сборниках.
Отдохнув дней десять в Барнауле, Григорий Николаевич собрался в Томск. Проводить его сошлись многочисленные друзья и знакомые. Меня он попросил сходить на биржу, нанять легковых извозчиков для перевозки багажа на пристань. Все уже было приготовлено, упаковано, связано. Короткий переезд по пыльным улицам Барнаула занял каких-нибудь десять минут. Никогда не забудется мне сцена прощания с Григорием Николаевичем.
Выдающийся исследователь Центральной Азии в поношенном черном сюртуке стоял на верхней палубе. Пепельного цвета волосы на его непокрытой голове раздувались ветром, глаза часто мигали, щурились от солнца.
Пароход давал последние гудки. Голосов уже не было слышно. Только, как белые чайки, мелькали над головами платки, фуражки и шляпы. Горько сознавать, что эта встреча с Г. Н. Потаниным была последней…
20 декабря 1920 года я получил письмо от Василия Васильевича Сапожникова о кончине Г. Н. Потанина.
«Я все лето был в экспедиции, — писал В. В. Сапожников, — и Г. Н. скончался без меня… 30 июня, в госпитальной клинике, где находился несколько месяцев…».
Григорий Николаевич Потанин прожил долгую, интересную трудовую жизнь, большая часть которой была посвящена изучению Азии. Еще в 1863 году он принял участие в экспедиции на озеро Зайсан и Южный Алтай, в 1864 году — на хребет Тарбагатай. После десятилетнего перерыва (тюрьма, каторга, ссылка) он возобновил свою работу по изучению Центральной Азии, возглавив в 1876, 1877, 1880 годах экспедиции в северо-западную Монголию. В этих экспедициях принимала участие и его жена Александра Викторовна.
В 1883—1886 годы Потанины исследуют Тангутско-Тибетскую окраину Китая и возвращаются в Россию через Центральную Монголию. Это путешествие на значительном протяжении пролегало по местам, еще не посещавшимся европейцами.
Подлинно научное исследование внутренней Азии началось именно с путешествий Потанина, Пржевальского и Певцова, организованных Русским Географическим Обществом. Все трое, в совокупности, создали ту основную канву географического лика внутренней Азии, на которой позднейшие путешественники разных специальностей, начали уже вышивать узоры, т. е. наносить детали общей картины.
Благодаря своему чрезвычайному трудолюбию, Григорий Николаевич собрал и обобщил в своих исследованиях колоссальный материал, особенно по этнографии. В собранных им материалах он использовал данные, взятые из 33 языков.
Ко всем народностям, с которыми он встречался во время путешествий, как в центральной Азии, так и в России он относился дружественно, внимательно, глубоко уважая их быт и культуру. Тесно соприкасаясь с местным населением, своим поведением, личными качествами, своими беседами он содействовал сближению местного населения с русским народом, его культурой.
18
Железнов Иосаф Игнатьевич (1824—1863) беллетрист-этнограф, бытописатель уральского казачества, в рядах которого он долго служил офицером. И. И. Железнов защищал интересы казацкой бедноты, восставал против злоупотреблений, за что был лишен места и выслан в степь. Под влиянием притеснений, гонений, несправедливости, покончил самоубийством. И. И. Железнов пользовался огромной популярностью среди населения. Из его сочинений известны «Уральцы» (3 тома).