…Тогда они жили в городе, районном центре. Ильдар учился в школе. По утрам его будил дед. С усилием разлепив веки, Ильдар потягивался в постели и, выпростав руку из-под одеяла, снова прятал ее — было холодно, вставать не хотелось. И так же меднобокий самовар гудел тогда.
— Ну, побаловался — хватит. Вставай! — строго говорил дед и сдергивал с него одеяло. Ильдар злился; ему хотелось плакать, но слезы не помогли бы: мама уже на работе, а старший брат Идрис, десятиклассник, плескал на себя холодной водой из умывальника и кричал, обернувшись:
— Правильно, бабай!.. Не давай нежиться парню!
Ильдар садился за стол, и дед поил его кипяченым молоком, чаем, подвигал сковородку с яичницей и все ворчал, что Ильдар мало ест. После завтрака старик укутывал Ильдара в большой пуховый платок поверх шапки и воротника и, коротко засмеявшись, говорил:
— Вот, законопатил! Все исполнил, как мать велела. Иди!..
Теперь все это отчетливо возникло в памяти. Идрис давно уж закончил школу, отслужил четыре года во флоте, потом выучился на курсах механизации на тракториста и весной прошлого года поехал на целину.
Попрощавшись с дедом и матерью, он подошел к Ильдару и, хлопнув его ладонью по плечу, сказал:
— А ты получай аттестат и без задержки ко мне. Это самое лучшее. Вот так!
Ильдар ничего не ответил брату и подумал:
«Едет куда-то в деревню и радуется. Ну, что там? Скука… Ведь человек должен искать в жизни какую-то цель, ведь у каждого есть что-то главное в жизни, к чему он стремится. Вот я, например, хочу быть инженером-металлургом. А он?… Просто пахать землю?..»
В институт Ильдар не поступил, и в это невеселое для него время приехал вдруг Идрис и начал торопить домашних к отъезду: в совхозе он устроился прочно, построил себе дом и, кажется, собирался жениться.
Ильдар остался в городе, поступил в районный Дом культуры инструктором. По должности ему полагалось ездить по району и помогать сельским клубам налаживать работу.
Но директор Дома культуры, тучный мужчина лет пятидесяти и все же необыкновенно юркий, сказал новому сотруднику:
— Ездить не будешь. Толку, один черт, мало, — ругают и станут ругать. Будешь администратором.
Днями Ильдар сидел в прокуренном кабинете, отвечал на телефонные звонки, вяло, неумело ругался с плотниками, ремонтирующими раздевалку, а вечерами, когда устраивались танцы, следил за порядком в зале, заводил магнитофон, крутил пластинки.
На работу он брал с собой учебник алгебры или геометрии и повторял правила, писал на клочках бумаги на память формулы и ждал весну. Но с наступлением зимы Ильдар ощутил вдруг неизъяснимую усталость. Он все так же поддерживал порядок на танцах, крутил пластинки с надоевшими песенками, писал афиши, но ему было скучно и тоскливо.
Ильдар вдруг с удивлением и страхом обнаружил, что и формулы не лезут в голову. Он понял, что устал от безделья. А когда получил от матери очередное письмо с настойчивой просьбой приехать к ним, подкатила такая тоска по домашнему уюту, по близким, что он, не мешкая, рассчитался с Домом культуры, заплатил старухе, у которой жил на квартире, и на следующий же день уехал попутной машиной.
Теперь он сидел здесь, дома. Дома ли?
Мать и брат вернулись к вечеру. Мать плакала, гладила руки, щеки сына и тут же объявила, что он будет готовиться в институт — тут тихо, покойно, мешать никто не будет. Ей хотелось, очень хотелось видеть сына ученым!..
Идрис сдержанно пожал брату руку. Повесил замасленный полушубок на гвоздь у двери. Потом разделся по пояс и начал шумно умываться. По широкой, бронзово блестевшей спине Идриса перекатывались мускулы. Он тщательно мылил руки, жестко тер полотенцем тело. Какая-то строгость, житейская озабоченность легли складками у губ Идриса, темно-карие немного навыкате глаза смотрели строго.
После ужина старший брат повел Ильдара в комнату-боковушку, отгороженную фанерной перегородкой.
— Вот… кабинет мой, — сказал он и улыбнулся. И, сразу спугнув улыбку, подошел вплотную, спросил:
— Погостить приехал или совсем?
— Наверное, совсем.
— Хорошо!.. Здесь плохо себя гостем чувствовать. Стыдно, что ли. Фу, да ты спишь! Измотала дорога?
— Устал, — признался Ильдар.
— Ну, иди. Спи.
— А ты?..
— Я посижу.
Идрис потянулся до хруста в костях, провел ладонью по лицу, будто умываясь, и сел к столу.
Ильдар лежал с открытыми глазами. Сои как-то внезапно исчез. Нет, постель была удобна, чисто и свежо пахли простыня и наволочка, мягко поскрипывали при каждом движении пружины кровати. Нет, постель была ни при чем; и дом, в котором он появился только сегодня, был свой дом, уютный и, казалось, давно знакомый. Нет, и дом был ни при чем: мысли прогнали сон. Почему-то неспокойно было от них. Верно ли сделал он, приехав сюда, быть может, отдалив осуществление своей мечты? Что будет делать в деревне парень с десятилеткой? Правда, Идрис с аттестатом зрелости пошел на курсы трактористов, но ведь он совсем другой человек, Идрис.