— Вот-вот, против Шестаковской площади домишко.
— Мать-то Аннушкой звали?
— Да, Анна Тимофеевна.
— Аннушка… Знавала… Как не знавать… О-ой, мастерица она была готовить… Приходящей поварухой прозывалась, по купцам хаживала — к праздникам, бывало, или на свадьбу.
— Вот-вот… Видите, земляки оказались…
— Умерла она?
— Умерла в двадцать восьмом году…
— Сами-то давно, видно, не бывали в Тригорске?
— Как уехал в шестнадцатом году, так и не бывал. Братья и сестры тоже разъехались кто куда по белу свету…
— Нехорошо это — родные-то места забывать. Нет, мои навещают меня, нечего бога гневить. Каждый год кто-нибудь приедет. А то и все вместе съедутся, как в сорок шестом было. Вот уж радости-то у матери! Старший-то Василий, который в Москве, еще и внуков привез… Вот и сейчас от него еду. Хотела у младшего в Куйбышеве остановиться, да сноха-вдовушка заторопила, из Тригорска телеграмму отбила: приезжайте, дескать, маменька, соскучилась… Средний-то Николай погиб в Отечественную войну, под Москвой-матушкой пал, ну, я со сношенькой-вдовушкой-то и живу теперь… Еще дочка есть в Ленинграде, та за военным, все к себе зовет тоже. А я ей отписываю: никуда мол дочка, из Тригорска не поеду, здесь и помирать буду…
— О! Вам ли о смерти думать, Пелагея Афанасьевна! Теперь только жить да поживать. Сколько вам лет-то?
— Ух, много, сынок, — 75… Но я о ней не думаю, о костлявой шутихе, бог с ней…
— Скажите пожалуйста! 75 лет, а как молодо выглядите, — отзывается с верхней полки купе девушка.
— На хороших дрожжах, матушка, заведена, вот смотрю я на тебя, голубка, ты тоже из доброй породы, видать.
— Да, что вы! Пелагея Афанасьевна… Вы меня смущаете…
— Чего же, матушка, смущаться, дал бог росточку и хорошо. Выбирай только парня себе под стать… Куда едешь-то?
— Да туда же, куда и вы.
— Там и жить будешь?
— На работу еду, по путевке. Я Ленинградский архитектурный институт окончила.
— Ну, ни пуха, ни пера тебе, как говорится, в час добрый, милая. А жениха мы тебе подберем… Народ у нас славный, работящий… Как звать-то тебя?
— Зовите Женя.
— По батюшке?
— Петровна.
— Евгенья Петровна, значит.
— Вот уж никогда не позволю величать себя по имени и отчеству, — отрываясь от книжки, вступает в беседу девушка с боковой полки.
— А что же в этом плохого? — возражает Пелагея Афанасьевна. — Евгенья Петровна — девушка представительная… Архитектор… Не грех ее и уважить, по имени-отчеству назвать. Вот ты, милая, я смотрю, книжечку почитываешь, лежишь на полке, дорогое платье на тебе — шелковое, а оно, вон смотри, свесилось у тебя на пол. Непорядок…
Пелагея Афанасьевна осторожно подбирает свесившиеся складки платья и с напускной строгостью продолжает:
— А я бы вот таких девочек совсем не пускала одних в дальнюю-то дорогу без сопровожатого.
— А если его нет, что делать?
— Куда едешь-то?
— В Рубцовск.
— Так вы скоро дома, — сказал Алексей Егорович, обращаясь к девушке.
— Не дома, а в гостях…
— Откуда едешь? — спросила Пелагея Афанасьевна, продолжая с материнской нежностью оправлять платье девушки.
— Из Горловки.
— К своим?
— К брату… Брат работает на Алтайском тракторном. Сам вызвал. Приезжай, дескать, Галя, работать будешь. Здесь люди нужны.
— Какая же у тебя специальность?
— Секретарем у начальника шахты работала…
— Ох, матушка, с такой специальностью далеко не уедешь…
— Уехать-то уедешь, — смеясь возразил Алексей Егорович. — Она уже путь не малый проделала — от Горловки до Рубцовска. Только ненадежное это дело… Учиться надо, специальность приобретать.
— Да, это, конечно, не резон, не имея специальности, передвигаться на большие расстояния… Но это, знаете, не типично для нашей молодежи… — отрываясь от тетрадки, в которую что-то записывал, вдруг вмешался в разговор пассажир, сидящий у окна. — Не типично, — повторил он. — В основном, молодежь тянется к учебе, использует всяческую возможность, чтобы поднять свою квалификацию. Вот я давеча у кассы наблюдал двух девушек. Сидят на чемоданах и о чем-то спорят. Прислушался: оказывается, обсуждают способы повышения производительности вязальных машин. Они, видите ли, в течение четырех месяцев обучались в Москве на курсах мастеров стахановских методов труда трикотажной промышленности… Вот она, молодежь-то наша, какими настроениями живет, — заключил пассажир, возвращаясь к своим, записям в тетради.
Пелагея Афанасьевна, повозившись с саквояжем, достала из него кружева, которые купила где-то на одной из станций близ Вологды, и девушки, окружив ее, стали рассматривать и расхваливать работу советских кружевниц.