— Не поверят…
— А помнишь, — спрашивает Юля, — Костю-музыканта? Его звали «Скушай котлетку»?..
— Костю-музыканта? Помню. Только почему у него такое прозвище было?..
— Ему на свадьбе предложили съесть мясную котлету. Он отказался. — «Знаю, говорит, эти котлеты. Голая соль. Одно название, что мясные…» Оказывается, над ним кто-то зло подшутил: однажды ему дали котлету, в которой было больше соли, чем мяса. Костя раньше никогда котлет не ел и решил, что это так должно и быть… Не понравились ему котлеты…
— Ха-ха-ха! Интересно, а где сейчас Костя «Скушай котлетку»? Наверное, сейчас он понял, какие бывают котлеты, и кушает их за мое почтение?!
— Еще бы! И знаешь, где он? В консерватории. Профессор по классу скрипки. Сам скрипачей обучает.
— Ну, а где сейчас Федя, жених злополучный?..
— И Федя большим человеком стал. Он председатель Верхне-Лбинского колхоза «Заря коммунизма». Герой Социалистического Труда, уже второй орден получил за высокий урожай пшеницы. Один сын у него учится в Георгиевке, второй в армии, лейтенант, в Берлине служит, а дочка в обкоме партии работает.
— Ну, не вспоминает свою свадьбу?
— Где там вспоминать! Некогда воспоминаниями заниматься. Разве только иногда, если к слову придется… А Григорий-то Иванович Гаврилов, казак-то, тот самый, что раздел Федю на свадьбе, у него же потом в рассыльных служил, на побегушках… Вот как повернулось дело-то…
Перед самым отъездом из рудника Алексей Егорович неожиданно встретил свою недавнюю соседку по купе.
Произошло это так.
Сидя в автобусе, который вот-вот должен был тронуться в путь, Алексей Егорович с удовольствием рассматривал окружающие здания, наблюдал за движением на оживленной улице этого рудничного поселка. Вдруг из подъезда двухэтажного дома, что был напротив автобусной остановки, вышла группа молодых людей. Алексей Егорович увидел среди них Петруся и Наташу. Наташу было трудно узнать. Она была в модном длинном платье и казалась еще стройнее, выше, солиднее. Их окружали молодые люди с букетами цветов, компания со смехом и шутками расселась в ожидавшие ее легковые машины. Все это произошло с молниеносной быстротой. Алексей Егорович не успел опомниться, как веселый кортеж умчался по широкой улице к горной части поселка.
Взглянув на подъезд дома, из которого вышли молодые люди, Алексей Егорович прочитал на вывеске:
Домик Пелагеи Афанасьевны стоит в конце Ленинской улицы, у самой реки. По своему внешнему виду он уже стар. Небольшой, с почерневшими от времени бревенчатыми стенами, резными наличниками на окнах, он окружен традиционным палисадником с кустами сирени и черемухи. В домике три комнаты и кухня. В окнах спаленки Пелагеи Афанасьевны еще сохранились цветные стекла, бывшие когда-то в моде в этом городе. Года три назад к домику подвели центральное паровое отопление и газ, и это наложило на него печать современности. Но небольшой камин в гостиной и русская печь на кухне так и остались до сих пор. Время от времени хозяева пользуются ими.
На стенах комнат много фотографий в старинных полированных, овальной формы, рамках. Среди них в красивой окантовке, под стеклом — почетная грамота Пелагеи Афанасьевны. Она награждена ею, как активная общественница. В старинных с резными украшениями книжных шкафах — новинки советской литературы. Их Пелагея Афанасьевна получает от старшего сына Василия из Москвы.
Свежие номера журналов «Огонек», «Советский Союз» лежат на круглом столе, покрытом вязаной цветной скатертью. В квартире безукоризненная чистота. Хорошо, уютно Алексею Егоровичу у старушки.
Частенько вечерами он остается дома и слушает музыку по радио да вспоминает вместе с Пелагеей Афанасьевной различные события из жизни Тригорска.
Однажды почтальон принес письмо.
Пелагея Афанасьевна часто получает письма, но это письмо было необычным. Никто из ее корреспондентов не присылает таких самодельных конвертов-треугольников. И почерк какой-то неровный, наивный, как будто детский.
Пелагея Афанасьевна взяла ножницы и аккуратно обрезала ниточку, скрепляющую конверт, развернула письмо.
Алексей Егорович поднялся было, намереваясь уйти в другую комнату, но Пелагея Афанасьевна остановила его.
— Угадайте, от кого письмо?
— Да как же я могу угадать, Пелагея Афанасьевна, мало ли у вас корреспондентов?
— Этого вы знаете.
— От одного из сыновей?
— Нет…
— Да вот послушайте…
И Пелагея Афанасьевна начала читать:
«Добрый день или вечер, дорогая, славная бабуся! Это пишет известная вам Галя. Если бы вы видели, как были рады мама и отчим мой, Сидор Карпович, увидев меня, приехавшую обратно, будто я с того света вернулась. А я как подумаю, бабуся, что со мной стряслось, так ужас берет. Милая бабуся Пелагея Афанасьевна, какие вы все хорошие, вы и те девушки и те два гражданина — Антон Маркович и Алексей Егорович… А Наташенька так просто даже прелесть! Я никогда не забуду, как она стояла в очереди за билетом для меня. Я, бабуся, теперь поняла, какие есть чудесные люди на свете, и от этого у меня на сердце так хорошо, так хорошо, как никогда не было и как будто со мной ничего не случилось. Дорогая Пелагея Афанасьевна, примите от меня низкий поклон за доброту вашу. И мама моя вам кланяется и отчим мой Сидор Карпович тоже кланяется и просит вас принять от него глубокую благодарность. Он собирается ехать на строительство Волго-Донского канала и зовет нас с мамой, и я хочу ехать с ним. Довольно мне в небесах витать, я хочу по-настоящему работать. Дорогая моя бабуся, как только устроюсь на новом месте, обязательно вам напишу. Будьте здоровы на многие, многие годы за доброту и сердечность вашу. Галя».
— Ну, кто подумает, что это письмо написано рукой той самой франтихи Гали, которую мы с вами так жалели, — растроганно сказала Пелагея Афанасьевна.
— Да, — согласился Алексей Егорович, вспоминая девушку. — Ей бы еще учиться да учиться надо…
— Ничего, батюшка, жизнь научит. Вот попадет она на стройку, там-то непременно научится многому. У меня средний-то сынок, покойный Николенька, тоже не кончил десятилетки, поехал на Магнитку работать. А там курсы, да техникум, да институт вечерний окончил — знатным человеком стал. Кабы не война… А Галя свою дорогу найдет. Да и люди ей помогут.
Был выходной день. Алексей Егорович заехал к геологу Горлову, и они вместе решили посетить Евгению Петровну, которая попрежнему занимала номер в гостинице.
— Как я рада, — сказала девушка. — Вот хорошо, что вы надумали зайти ко мне! Я вчера получила проекты новых зданий Большого Тригорска. Могу вам показать их… Алексей Егорович, вы, как бывший тригорец, должны знать, что такое караджал?
— Караджал? Это черная грива — по-казахски. А почему это слово так вас заинтересовало?..
— Я знаю название одного золотого прииска в алтайской группе «Акджал», — отозвался геолог.
— А это значит «белая грива», — объяснил Алексей Егорович, — так обозначаются отроги гор или сопок.
— Нет, тут имеется в виду что-то другое, — возразила Евгения Петровна.
— А что именно? — спросил Алексей Егорович.
— Я рассматривала старый план города и вот натолкнулась на название целого городского района, прилегающего к Пристанской горе.
— А!.. — воскликнул Алексей Егорович. — Гм… «Караджал»? Вспомнил… Это… Ну, как вам объяснить?.. Это часть города, где до революции были расположены притоны, кабаки. Страшное это было место!..
— Вот… А сейчас по новому проекту города, чтобы окончательно уничтожить даже память об этом, здесь развертывается строительство кварталов новых жилых домов. Вот здесь разбирается парк. От былого Караджала не останется и следа…
— Слушайте, Евгения Петровна, поедемте лучше на место. Там виднее, чем на бумаге…