Входит Максим Федосеевич. Изо всех его карманов торчат бутылки вина. Бутылками донельзя заняты и его руки.
М а к с и м Ф е д о с е е в и ч. Освободите мои руки… (Фурегов и Никонов бросаются помогать Максиму Федосеевичу. Бутылки составляют на стол.)
Е ф и м у ш к и н (сурово). Ваша инициатива, товарищ Безуглый, развивается, мягко говоря, не в том направлении.
Б е з у г л ы й. Но человек ведь уже давно в числе передовых не значится…
Е ф и м у ш к и н. Все течет, все изменяется, товарищ Безуглый.
М а л а ш а (утирая слезы). Ох, и мудрая ж наука эта диалектика, Александр Егорович.
В а с и л и й. И не сразу дается.
Б е з у г л ы й. Товарищи… я ни на одну минуту не хотел бы омрачать наш праздник… (Подходит к Фурегову.) В этот день хочется отдать должное вам, Николай Порфирьевич, как человеку, без которого были бы невозможны нынешние успехи и торжество.
О л ь г а С а м с о н о в н а. Праздник… торжество?..
М а к с и м Ф е д о с е е в и ч. Разве еще что-нибудь приключилось?
Е ф и м у ш к и н. Потерпите минуточку.
Ф у р е г о в. Спасибо за искренность, Владислав Сергеевич… Но… мы вынуждены будем очень серьезно с вами разговаривать.
Б е з у г л ы й. Я… не вижу причины…
Ф у р е г о в. На нашем руднике не остается места для тишины.
Б е з у г л ы й. Но я… готов…
Е ф и м у ш к и н. Что? Шуметь?
Ф у р е г о в. Вы пойдете работать начальником смены.
Б е з у г л ы й. Я, горный директор третьего ранга?! Александр Егорович, вы, как сама справедливость…
Е ф и м у ш к и н. Я согласен с директором.
Б е з у г л ы й. Хорошо… я подумаю. (Уходит.)
Е ф и м у ш к и н (Безуглому). Подумайте, и хорошенько, обо всем!
Вбегают Настенька и Гайнутдинов.
Н а с т е н ь к а. Мам… папочка!..
О л ь г а С а м с о н о в н а и М а к с и м Ф е д о с е е в и ч. Что? Что?
Н а с т е н ь к а. Они идут!
Г а й н у т д и н о в. Ой, какой праздник!
Входят Илья и Вера. Они держатся за руки. Илья в рабочем костюме, испачканный рудной пылью и машинным маслом. Он улыбается, и зубы его блестят как у негра. Вера несет на руке свое пальто. Все, кроме стариков и Василия, хлопают в ладоши. Затем наступает тишина.
В е р а. Вот он, Илья Буторин!
Н и к о н о в. Долго же вы его сюда вели.
И л ь я. Полем шли…
В е р а. Шли, как пьяные, по полю… И ничего не видели.
И л ь я. Кофточку вот выпачкал.
В е р а. Чистить не буду. Повешу в шкаф — пускай висит.
Входят Ястребов, Бадьин и Карпушкин. Здороваются.
М а к с и м Ф е д о с е е в и ч. Да весь рудник у меня! (Вопросительно оглядывается.) Товарищи?!
Е ф и м у ш к и н. Вера, твое слово.
В е р а. Нет, правда, ничего не сказали?!
Ф у р е г о в. Распоряжение исполнено.
В е р а. Спасибо! (Вынимает из кармана Ильи свернутую и уже испачканную газету, разворачивает ее и громко, торжественно читает.) Проходчику Красногорского железного рудника Буторину Илье Максимовичу и главному инженеру того же рудника Никонову Ивану Петровичу за изобретение электробурового агрегата оригинальной конструкции и развитие многоцикличного метода бурения — Сталинская премия первой степени!
О л ь г а С а м с о н о в н а. Батюшки мои!
М а к с и м Ф е д о с е е в и ч. Ну, сын… (Идет к Илье, но неожиданно поворачивается к Ольге Самсоновне.) Поздравляю вас, Ольга Самсоновна.
О л ь г а С а м с о н о в н а. Так же и вас, Максим Федосеевич.
Старики торжественно кланяются Илье, затем целуют его.
М а к с и м Ф е д о с е е в и ч. Вот… сам товарищ Сталин и заметил.
Ф у р е г о в (подходит к Илье, жмет руку). Гвардия моя стахановская…
Е ф и м у ш к и н. Ты, Илья, на директора не дуйся. Как сказано когда-то, он — уже не он, а кто-то другой.
Н и к о н о в. Поздравляю, Илья Максимович?
И л ь я. Замажу.
Н и к о н о в. Давай, покрепче. (Обнимаются.)
О л ь г а С а м с о н о в н а. Главный инженер и простой шахтер, а дорожкой, гляди-ко, не разминулись.
Е ф и м у ш к и н. Время такое, Ольга Самсоновна. Многие стираются меточки. (Жмет руку Илье.) Так-то, Максимыч…
Н а с т е н ь к а (бросаясь на шею Илье). Пустите, я! Ой, какое ура! (Целует Илью.)
Г а й н у т д и н о в (причмокнув). Одно удовольствие.
Е ф и м у ш к и н. Поздравляю и тебя, Вера… Мы на подступах к твоему Донбассу: Николай Порфирьевич принял решение начать проходку квершлага.
В е р а. Николай Порфирьевич, точно?
Ф у р е г о в. С одним условием. (Вера вопросительно смотрит на Фурегова.) После — гулять у вас на свадьбе.
В е р а. Принимаю!
И л ь я (с трудом отрывая от себя сестренку). Хватит, Настенька… (Осмотрелся.) Ух, народищу навалило. (Рассмеялся, все улыбаются. Замечает Василия, который, понурившись, стоит в стороне). Вася… (Идет к брату). Бродяга ты, бродяга… (Обнимается с Василием).
В а с и л и й. Братуха…
М а к с и м Ф е д о с е е в и ч. Когда-то уж все мои дети коммунистами станут?..
И л ь я. Станут, отец.
Н а с т е н ь к а. Станут. Все смотрят на Василия.
В а с и л и й (упрямо вскинув голову). Да, станут!
Е ф и м у ш к и н. Слышите, Максим Федосеевич?..
И л ь я. А теперь, Александр Егорыч, прошу твою рекомендацию!
Е ф и м у ш к и н. Давно написана. (Вынимает из внутреннего кармана аккуратно свернутый листок). Вот… (Обращаясь к зрителям). Проходчики мы — этим все сказано. Человечеству дорогу пробиваем.. В том и радость наша, и лучшая судьба. (Вручает Илье рекомендацию). Шагай, Максимыч. В добрый путь!
Д. Захаров
СТИХИ
ВЕСНА НА ВОЛГЕ