Девушку колотила горячка.
— Я смогла бы подарить ему радость. Но он слишком твёрд в принципах. Будет лежать, вздыхать — через три стены слышно — и ни за что не подойдёт.
— Мадемуазель, вам надо замуж, — сказал Александр Христофорович. — Но не метьте слишком высоко. Придётся потом объяснять супругу, почему чаемые императорские милости не воспоследовали.
Россети закусила лиловую губку. До чего милы эти смуглые очаровашки! Только кожа грубовата. Государь сам признавался, что теряет возбуждение, едва коснётся такого наждака.
Что ж, пойдём к розам. Благо Завадовская только что прошла с его величеством тур в котильоне, и теперь он снова крутил волчком Урусову. Шарлотта беседовала с женой английского посланника леди Дисборо и время от времени бросала на мужа несчастные, полные упрёка взгляды.
Бенкендорф двинулся к восхитительной Влодек, плечи которой торчали из кружевного выреза платья, как взбитые сливки из вазочки. После танца она обмахивалась белым страусовым веером на длинной ручке, разгонявшим вокруг целые шквалы ветра.
— Позвольте засвидетельствовать своё восхищение, графиня, — сказал генерал, садясь рядом.
Дама благосклонно кивнула, полная сознания собственного совершенства. Её тонкая улыбочка выражала абсолютное довольство, а коротенькую шейку в уморительно-нежных складочках так и хотелось ущипнуть.
— Вы прелестно танцевали с его величеством, — начал Бенкендорф. — Но теперь вынуждены следить, как это делают другие. Именно с вами он начал бал. Но с кем завершит?
Влодек посмотрела на собеседника, словно говоря: «И вы туда же!» Потянулась, колыхая сразу и кружева, и ленты, и розаны, и желейные плечи. Призывная женщина!
— Именно вам его величество сказал сегодня: добрый вечер, — генерал не отчаивался в предпринятом натиске. — Но кому скажет: доброе утро?
— Жене, — с видимой усталостью отозвалась дама. — И это несносно! С ним никогда не дождаться конца. Он слишком большое значение придаёт слову «верность».
Очень откровенно. Стало быть, император ухаживает, но дальше не идёт. А чего вы хотели? Человек всю жизнь прожил с одной женой и не чувствует уверенности.
Оставалась Урусова. С ней Александр Христофорович даже не счёл нужным беседовать. Подошёл к покровителю девицы графу Мусину-Пушкину и, пригласив в соседнюю комнату за ломберный стол, поведал ужасы:
— Его величество, без сомнения, желает вашей племяннице только добра. Но вы же сами видите: молва бежит резвее пары в котильоне. Все московские в один голос говорят о фаворе и гордятся им. Сие неугодно, так как порождает слухи. Накинуть платок на сотню-другую ртов теперь не удастся. Уезжайте на время похода обратно в Москву, и прелесть вашей племянницы не утратит новизны.
— Уехать? — Мусин-Пушкин едва не рассмеялся в лицо собеседнику. — Недурное предложение. Но пока мы будем ездить, тут без нас найдутся Дианы-охотницы.
Как же зазнался этот старомосковский барич, если в подобном тоне разговаривает с шефом жандармов! И как они все начнут разговаривать, если слухи о фаворе станут правдой?
— Уезжайте, — повторил Александр Христофорович. — Пожалейте девушку. У нас не Турция, не отравят. Но ославят на весь свет. Взгляните на Завадовскую. Её прочат поляки, служащие при дворе. Заметная сила.
Граф пришёл в крайнее негодование.
— И это говорите мне вы? Вы? В чьи обязанности входит защита подданных от подобных посягательств?
Александр Христофорович сложил руки на груди.
— Сударь, я служу уже третьему поколению августейшей семьи. И для меня что польская, что московская знать одинаковых батогов стоит.
Дорогой домой генерал недовольно бубнил себе под нос, и жена даже не решалась с ним заговорить. А когда приехали, лакей доложил о новом визите Мордвинова, которого проводили в кабинет.
— Опять не слава богу! — буркнул Бенкендорф и, не переодеваясь, прошёл наверх. Его до сих пор смущало, когда он заставлял кого-то ждать.
Посетитель выглядел растерянно. В руках он держал большую круглую коробку, которую отчего-то стыдливо прикрывал шинелью.
— У вас там щенки? — ворчливо осведомился Александр Христофорович.
Мордвинов покачал седой плотно остриженной головой.
— Вы провели обыск?
Снова кивок.
— Это его результаты?
Не могли до завтра подождать! Бенкендорф зевнул, широко и не скрываясь.
— Отчёт в трёх экземплярах.
— Тут такое дело, — решился гость. Ему было грустно и как-то по-особому конфузливо. — Не о чем отчитываться, ваше высокопревосходительство. Там оказался особый магазин… ну, такой… — Мордвинов боднул головой, не зная, как объяснить, — для джентльменов.