Или: «Русского крестьянина забирают прямо из деревни, где он живёт до двадцати пяти лет, никогда не видев моря. Ему велят стать моряком. И уже через полгода он карабкается на ванты, ходит по мачтам, подбирает паруса».
Наконец, «Солдат много, они повинуются беспрекословно, поэтому для управления большим стопушечным кораблём с тысячной командой достаточно шестидесяти офицеров».
За такие невинные рассуждения ни одна полиция не схватит наблюдателя за руку. Но вместе они давали цельную картину военного механизма — на Балтике то же, что и на Чёрном море, — отлаженного до совершенства, однако наделённого внутренними пороками конструкции.
Жоржу остро захотелось, чтобы непрошеный покровитель прочитал шпионские откровения. Но копировать времени не было, и так Джеймс ушёл из каюты, только чтобы не дышать паром и углём, пока слуга, размахивая пудовым утюгом, выглаживал кружевные манжетки. Батист влажным не оставишь, вот только что прыскал водой — уже пересохло.
Молодой человек распахнул окно, чтобы проветрить. С нижних палуб слышались пение и перезвон кадильных цепочек. Служили вечерню, и матросы, стоя на коленях между пушками, подтягивали молитвы. В Воспитательном доме Жорж всеми силами прогуливал это время: за что благодарить? А в полку, близ смерти, привык. Всё выходило у места, и Бог оказывался добр не вообще, а именно к нему, раз кто-то из товарищей уже не сядет в седло, а ты бодр, весел и готов скакать на край света… Без задней мысли юноша подтянул пение. Вошедший в комнату Александер только посмотрел внимательно, но ничего не сказал.
Тем временем отец лжекамердинера подвергся самому отъявленному соблазнению. В спешно собираемый лагерь под Варной приехала Каролина Собаньская, якобы навестить генерала де Витта. Эта парочка даже августейших очей не стыдилась. Блистательная панна ходила под руку со своим маленьким кривоногим любовником, перепрыгивала через траншеи минёров, взметая над головой одуревших рядовых кружевные юбки. Витт галантно помогал ей перебираться через рвы и даже завёл в крепость, где, улучив момент, посадил в одну из бойниц и целовал без устали, к крайнему соблазну молодых офицеров.
— Безобразие, — откомментировал государь. — Приказать, что ли, Витту жениться?
— Не сейчас, — Бенкендорф едва сдержал досаду. — Стоит ли ещё один первостатейный армейский чин обременять супругой-патриоткой? Польской патриоткой, ваше величество.
Никс поморщился.
— Мне кажется, она продажна, и только. Нет, ну посмотрите, что вытворяют!
Собаньская грациозно шла по гребню стены, отставив в сторону батистовый зонтик, а Витт готовился в любую секунду поймать грешного ангела. Бенкендорф вообразил на её месте почтенную Лизавету Андревну и с немалым удовольствием признал, что не ему одному пора подумать о габаритах.
— Ишь, как подолом машет! — государя потянуло в Одессу.
Они и собирались буквально на днях. Ждали корвет. Никс очень не хотел тащиться по сухому пути — пылища, жарища, духотища… Только заход солнца позволял дышать без риска обжечь лёгкие. Вечером принято было и гулять, и купаться, и беседовать, и писать письма. Днём жить не хотелось.
Едва Бенкендорф вступил в палатку — а намерения у него были самые целомудренные: почитать и в койку, — как терпкий аромат розового масла засвидетельствовал присутствие чужого. Вернее, чужой. Каролина сидела на его складном ложе, разметав вокруг себя розовую шёлковую накидку с кисточками и прижимая к груди плетёнку, полную пыльной черешни. Она ела и сплёвывала косточки на пол. При этом надо было видеть как.
Более недвусмысленного предложения генерал не припомнил бы со времён Яны Потоцкой — тоже, кстати, польки.
Собаньская улыбнулась и повертелась на одеяле, показывая, что рядом с ней ещё можно сесть.
— Сударыня, вы не ошиблись палаткой?
Её розовые, нежные, как естество, губы изогнулись.
— Не-ет.
Бенкендорф знал, что Витт подкладывает свою пассию и даже не стыдится этого. Воронцов рассказывал. Ну да Миша твердокаменный.
— Мадам, — хозяин не сдвинулся с места. — Я готов вас выслушать. Но давайте сразу к делу. Не люблю мешать приятное с полезным.
Каролина закусила черешенку и потянула зубами за ножку.