Дуглас Норман
Южный ветер
Норман Дуглас
Южный ветер
Об авторе
Грэхем Грин написал однажды: "Мое поколение выросло на 'Южном ветре'". Под "моим поколением" он разумел, среди прочих, Хаксли, Олдингтона, Лоуренса, первые произведения которых, собственно, и попали в печать благодаря поддержке Нормана Дугласа. "Южный ветер" (1917), первый из трех его романов, принес ему мировую славу и переиздается до сих пор, будучи зачисленным по разряду "малой классики". У нас о Дугласе мало кто слышал. В прежнее время никому не пришло бы в голову издавать этого "язычника, гедониста и циника", ныне для непечатания тех или иных книг существуют другие причины. Но применительно к "Южному ветру" все сводится к одному -- никому он особенно не нужен. А жаль. Все-таки эта книга стояла на полке набоковского Себастьяна Найта между "Странной историей доктора Джекила и мистера Хайда" и "Дамой с собачкой", а такое соседство, согласитесь, к чему-нибудь да обязывает. Настоящая публикация извлечений из романа, надеемся, хотя бы отчасти заполнит этот прискорбный пробел. Мы же скажем еще несколько слов о жизни автора.
Он родился в 1868 году в австрийском Тироле. Отец его был шотландцем, владельцем хлопковой фабрики, мать -- немецкой дворянкой. Мальчиком Дуглас провел какое-то время в английских начальных школах и они ему не понравились. Настоящее образование он получил в немецкой гимназии в Карлсруэ, откуда вышел, владея как древними, так и несколькими европейскими языками, в частности, французским, итальянским и русским (это не считая родных, английского и немецкого).
Затем последовала дипломатическая карьера -- два с половиной года Дуглас проработал третьим секретарем британского посольства в Санкт-Петербурге. На этом карьера и завершилась, ибо Дуглас завел скандальный роман с дамой из высшего света и счел за лучшее "испариться", по его выражению, из Петербурга. "Испаряться" ему пришлось еще не раз.
В 1898-м он женился на своей кузине, в соавторстве с которой издал первую книгу, сборник рассказов. Брак, принесший Дугласу двух сыновей, в 1903-м году распался, после чего, как пишет один из его биографов, "его сексуальные интересы были направлены преимущественно на молодых людей его собственного пола". Эта склонность, никак, кстати, не просматривающаяся в "Южном ветре", заставила Дугласа в 1916-м "испариться" из Англии, где ему грозил арест. К тому времени он уже был автором нескольких книг в жанре "путевых заметок", исторических работ и книги об играх, в которые играют лондонские мальчишки (Дуглас полагал, что истинную мудрость можно обрести лишь беседуя с мальчиками, не достигшими четырнадцати лет. Он начал также писать свой главный роман, тему и обстановку которого ему подсказал близкий друг, Джозеф Конрад. Заканчивать "Южный ветер" Дугласу пришлось на Капри, где он уже жил в 1904-1907 годах, занимаясь исследованиями по истории этого острова. Впоследствии он поселился во Флоренции, в которой провел следующие двадцать лет, основав с другом небольшое издательство, и из которой ему пришлось в 1928-м "испариться" на юг Франции по причине скандала, связанного с изданием лоуренсова "Любовника леди Чаттерлей". Затем он жил в Португалии, а с начала 40-х в Лондоне. В свою любимую Италию, на Капри, он смог вернуться лишь после окончания войны. Здесь он и оставался до конца жизни (февраль 1952), став местной достопримечательностью, для разговоров с которой люди, по имеющимся свидетельствам, приезжали чуть ли не со всех концов света, и издав напоследок сборник кулинарных рецептов "Венера в кухне, или Поварская книга любви".
--------------------------------------------------------------------------
Норман Дуглас. Южный ветер
Перевод с английского Сергея Ильина
ГЛАВА I
Епископа донимала морская болезнь. Честно говоря, донимала ужасно.
Это его раздражало. Ибо епископ не одобрял болезней, какие бы формы или обличия оные ни принимали. В настоящее время состояние его здоровья было далеко не удовлетворительным: Африка -- он был епископом Бампопо, страны в экваториальной части континента, -- натворила черт знает каких бед с его желудочным трактом, превратив епископа без малого в инвалида; обстоятельство, которым он отнюдь не гордился, считая, что дурное здоровье делает человека никчемным в рассуждении какой бы то ни было полезной деятельности. А никчемность он презирал пуще всего на свете. Здоровый или больной, он всегда почитал необходимым безупречно делать свое дело. Вот в чем состоит главное жизненное правило, говаривал он. Стремиться к безупречности. Быть лучшим среди себе подобных, к чему бы это подобие не сводилось. Отсюда проистекала и его привязанность к туземцам, -- они были такими славными, здоровыми животными.
Славными, здоровыми животными: лучшими среди им подобных! Африка побуждала туземцев "безупречно делать свое дело" в согласии с их собственными представлениями о нем. Однако сама Африка обладала определенным злопамятством и жестокостью -почти в человеческой мере. Ибо когда белые люди пытались делать в ней свое дело на присущий именно им манер, она обращала в руины их печень или что-либо иное. Это и произошло с Томасом Хердом, епископом Бампопо. Он был лучшим среди ему подобных, пастором образцовым настолько, что теперь у него почти не осталось шансов на возвращение к своим епископским обязанностям. Вообще-то, нетрудно было предвидеть, что этим все и закончится. Ему следовало признать за Черным Континентом право на мелкие человеческие слабости. Деться от них все равно было некуда. На дальнейшее он уже наполовину решил оставить Церковь и заняться по возвращении в Англию преподаванием. Возможно поэтому он и предпочитал теперь называться "мистером Хердом". Так и людям с ним было проще, и ему с ними.
Но откуда все-таки взялось это новое, противное ощущение под ложечкой? Экая неприятность! Прошлым вечером он пообедал в отеле безо всяких излишеств, утром съел весьма умеренный завтрак. И разве он на своем веку не поездил по свету? Не побывал в Китайском море, не обогнул мыс Доброй Надежды? Да и сюда он как-никак приплыл из самого Занзибара. Все верно. Однако огромный лайнер, высадивший его вчера в сутолоке порта, мало чем походил на эту жалкую лоханку, тащившуюся, испуская неописуемые ароматы, по маслянистым валам, оставленным вчерашним штормом, сквозь который "Мозамбик" прошел, даже не дрогнув. И потом эти ужасно неудобные, липкие от принесенной сирокко влаги скамьи под душным навесом. А сверх всего -неотвратимое зрелище: измученные пассажиры из местных жителей -- зрелище, которое повергало его в страдание. В позах, достойных Микеланджело, они распластались по палубе, стеная от муки; они забивались в углы, прижимая к лицам лимоны, -по-видимому, предотвращающие морскую болезнь, -- и таинственные процессы цветовой адаптации понемногу придавали лицам точь в точь лимонный оттенок, после чего их обладатели шаткой поступью влачились к гакаборту...