Соседи говорят ей, мол, везучая она, что дети такие заботливые - в дом для престарелых не сдали. И усмехаясь, добавляют - пока…
О каком доме они говорят, если Анна Михайловна уже давно в чужом доме живёт. Анну Михайловну давно мучает мысль, что в этом доме она больше не хозяйка. За неё всё время кто-то и убирает, и готовит. Ей даже не разрешают самой ходить без ходунка после того, как она бедро сломала. Даже в ванную комнату и то самой не разрешают заходить
Всё здесь чужое, даже её одежда. Где её синее платье? Это было то самое синее платье, которое она увезла сюда с собой на память о счастливой прошлой жизни, в которой она была «рыжеволосым сокровищем» и «хозяйкой медной горы», и спрятала его надёжно, чтоб не потерять. А найти теперь не может.
В шкафу только чёрно-белые блузоны, брюки и пиджаки, которые она сама сшила уже здесь, когда ещё глаза хорошо видели и артрит не закрутил в узлы её ловкие пальцы. Вот и вся радость на сегодня - наряды померить. Только вот одеть некуда. Вот и сидит она день-деньской у телевизора или делает вид, что книги читает. Очки наденет, а сама замрёт над одной страницей, через часок-другой очнётся - оказалось, что дремала. В новых книжках всё равно ничего интересного, не то, что когда-то. Она-то знает, за всю жизнь столько читано-перечитано.
Интересно, что это за чужие люди постоянно появляются в её спальне? Анну Михайловну не обманешь, они там вдвоём или втроём какой-то заговор против неё затевают. Но об этом никому говорить нельзя, особенно Осе, заставит новые лекарства пить.
Сыночек часто приходит, но говорит с ней как с ребёнком: мол, это надо делать, а это - не надо, побольше пить воды, поменьше мучного … Странно как... Аня точно знает, что это её сыночек, а ведь не похож совсем… Только голос прежний, а волосы седые, морщины на лбу… говорит о каких-то своих внуках, её правнуках… Ну смех - и всё тут. Он говорят, что сладкое ей вредно. Сколько ещё радости в жизни осталось? Чай вприкуску, как когда-то… Можно и с пирожным.
Нет, всё-таки никто не умеет ни печь, ни готовить, как это делала Анна Михайловна - это все знают. Это её ещё мама научила тогда, когда было из чего готовить. И шить научила, и на рояле играть. Не хотелось Ане женскими делами заниматься, а ведь как всё в жизни пригодилось… На Урале, куда они с мамой эвакуировались, было не до изысков. Утром на завод, вечером скудный ужин и, как награда, изредка селёдка с картошкой! А сейчас селёдочку ей только раз в неделю дают, не допросишься. Ноги, говорят, от неё опухают и давление поднимается.
Настроение у Анны Михайловны после ужина с картошкой, селёдкой и чёрным ржаным хлебом со сливочным маслом явно исправилось. Если бы не ходунок и цепкий взгляд ухаживающей за ней женщины, она бы сейчас как затанцевала! Уже потом, после двух стаканов чая, сидя в кресле у телевизора, она опять провалилась в дрёму.
***
- Рыжий, рыжий, конопатый убил дедушку лопатой, - обидные слова догоняли Анечку из детской дразнилки.
- Папка, зачем они так? - размазывая веснушки по лицу, рыдала Аня, крепко вцепившись в крепкую отцовскую руку. - Я ведь не мальчик, я девочка… Мама меня даже заставила сегодня юбочку надеть, - продолжала она всхлипывать по дороге домой из детского сада. - А ты мне всегда говорил, что меня солнышко любит и что я - твоё рыжее золото... А они - эти противные мальчишки опять дразнятся…
- Папка, я к тебе в домик хочу! Чтобы близко к небу!
Отец легко подхватил своё рыжее сокровище, поднял ввысь и усадил на самое её любимое место - свои широкие плечи. Слёзы немедленно высохли, слишком уж там было хорошо и привычно. Анька и впрямь была похожа на мальчишку: длинненькая, сильная, быстрая, она любила гонять с отцом в футбол, плескаться в реке, и даже научилась немного грести. Вёсла, конечно, он купил ей детские. Часто они, оба мокрые, перемазанные в песке с глиной, умирающие от голода, прибегали домой только под вечер. Маме всегда надо было хотя бы для вида немного поворчать, прежде чем накормить их самой лучшей в мире вкуснятиной. За обедом мама обычно подсмеивалась над обоими: «Что, Мишаня, на Анечке отыгрываешься? Совсем в мальчишку её превратил. Ничем хорошим это не кончится. Она девочка, ей в женском мире надо будет выживать. А придет время, я сыночка тебе рожу, не велико дело». Но дело оказалось не лёгким. Братика не родили, и Аня на себя надела рыцарскую кольчугу. Для мальчишек в школе она всегда была своим парнем: долговязая, ловкая, сильная Анька ни в чём им не уступала, а вот для девчонок - бельмо в глазу. И прозвище они дали ей обидное «медная копейка».