Это было ещё оскорбительней, чем глупое детское «убил дедушку лопатой», и Аня невзлюбила весь женский пол навсегда. Даже на маму, которая всё же заставила Аню надеть самое первое синее платье в 17 лет, чтобы быть как все, а после учила всяким женским премудростям, и на ту сердилась.
И напрасно, с того синего платья всё в её жизни поменялось. От кавалеров не стало покоя. Взмахнёт Аннушка своей рыжей гривой, сверкнёт синими глазами в тон платью, и все они - у её длинных стройных ног... Вот вам и медная копейка!
Было уже поздно, когда Анна Михайловна очнулась и неожиданно для самой себя легко распрямила плечи. Домой она хотела, домой! Теперь она точно знала, что ей для этого нужно: синее платье и краска - рыжая краска для волос, которой она не пользовалась уже сорок лет. Когда придёт время, она позвонит не сыну, а его жене Рите. Если по справедливости, Ритка ведь умница, и наверняка сможет понять, о каком доме идёт речь. Ведь всё так просто… как в детстве…
- Папка, я к тебе в домик хочу! Чтобы близко к небу!
ОБЕЩАНИЕ
За последние два месяца у меня было две неудачные попытки написать эту историю о чужой жизни. История правдивая, но никак не складывалась у меня в единое целое. Вероятно, мне просто не хватало фактов. К тому же, будучи сторонним наблюдателем, очень нелегко писать о жизни людей, которых ты на самом деле плохо знаешь, хоть и видишься с ними на протяжении многих лет. Это история о Питере и Аги, венгерских евреях-эмигрантах.
***
Мы встретились в местном бассейне четырнадцать лет тому назад. По странному совпадению Аги старше меня на четырнадцать лет. Для своих лет она выглядела очень моложаво. Белозубая улыбка, безукоризненная стрижка, идеальные ногти и плотное, загорелое тело в бирюзовом израильском купальнике не могли не нравиться.
Эта привлекательная женщина немедленно пожелала со мной познакомиться и представить «новенькую» не только Питеру, но и всем, кому могла. Аги хотела знать всё и обо всех. Для знакомств и общения она выбирала одну из плавательных дорожек. Если ей не удавалось разговорить собеседника, искренне удивлялась: «Кто же ходит сюда плавать, когда можно так славно поболтать?» Обижать улыбчивую и дружелюбную сводню никому не хотелось. «Максимально ограничить информацию о себе, выслушивать её байки вполуха, и никаких чересчур близких отношений», - наказала себе я.
Аги очень настороженно относилась к русским. «Мне и моему мужу удалось сбежать от «ваших» после венгерских событий 56-го года только с третьей попытки», - заявила она. Она долго выпытывала у меня, истинная ли я еврейка, как мне удалось эмигрировать, моё отношение к бывшей родине. В конечном счёте, она смирилась с моим советским прошлым и записала в свой «список друзей». Сама же она никогда не снимала с шеи звезду Давида.
Что меня по-настоящему поражало в Аги при каждой встрече, так это её неожиданный ответ на стандартное приветствие - как поживаешь, Аги? Её оживлённое лицо превращалось в плаксивую гримасу, и изменившимся голосом она произносила всегда одну и ту же фразу: «Пока ещё жива…»
Это настолько не подходило к её образу - энергичной, здоровой и оптимистичной женщины, что ничего кроме недоумения у меня не вызывало. Через минуту она превращалась в прежнюю жизнерадостную Аги, а я, со временем привыкла и перестала обращать внимание на её странности.
Аги не всегда болтала только о пустяках. Порой она затевала серьёзные споры с собеседниками и отстаивала своё мнение до победного конца. Такой она мне нравилась больше.
Питер, на 10 лет младше Аги, крепыш, добряк и симпатяга в ненужные разговоры не вступал, а лишь снисходительно посмеивался. «Если Аги это нравится, пусть делает, что ей хочется. Она ведь получает от этого удовольствие, такого рода общение ей необходимо, как сама жизнь», - сказал он, когда мы познакомились поближе. Питер эмигрировал из Венгрии в 79-ом году, познакомился и влюбился в Аги, и с тех пор они не разлучались. Для своей Аги он был готов на всё: занимался домашним хозяйством, приносил в дом продукты и готовил обеды; он помогал ей в бизнесе, делал ремонты для жильцов дома, которым они владели, придумывал всевозможные развлечения и планировал путешествия. Меня поражало, как он терпеливо с книжкой ждал её в кресле в «предбаннике» физкультурного комплекса, пока его жена договаривала с кем-то незаконченный разговор. Иногда мне казалось, что Аги его недооценивает, но разве разберёшься в чужой жизни? Да и отношения с годами у нас стали хоть и приятельскими, но не близкими.