Особенно обоих ожесточали постоянные споры о социализме. Роберт с каким-то наивным упрямством твердил о новом мироустройстве, как о светлом будущем Америки. Над Вериными доводами, основанными на её бывшем советском опыте, от которого она сбежала, при первой же возможности выйдя замуж за американца, Роберт сначала посмеивался, но вскоре стал всерьёз злиться. Веру, в свою очередь, бесила его наивная глухота к её аргументам и непробиваемое упрямство. Они поменяли тактику, попытались переубедить друг друга в письменном виде, ссылаясь на статьи, интервью и книги из разных источников. Переписываться оказалось легче, чем выкрикивать оскорбления в лицо. Свидания становились реже и реже. Отношения зашли в тупик.
«Если бы я не была в него влюблена, насколько всё было бы проще... Ты знаешь, Женя, я иногда думаю, что мне специально такое испытание подкинули», - говорила Вера. - Может, мне надо поменяться и перестать быть такой непримиримой? Ведь живут же пары, думают по-разному, но спорят интеллигентно, а не выцарапывают друг другу глаза. В худшем случае остаются каждый при своём мнении. Мне всю жизнь твердят, что все мои беды от нежелания стать гибкой. Возможно, они правы, ведь любовь же…»
***
И тут Женя задала ей вопрос: «Скажи, Веруша, а ты знаешь свою самую болевую точку? Ту самую, на которой ты никогда не согнёшься, не подладишься, не согласишься? Ту самую, на которой самая сильная любовь сдохнет… Я уверена, ты понимаешь, о чём я говорю, об антисемитизме и отношении Роберта к Израилю. Вы когда-либо касались этой темы? Он ведь у тебя, вроде, как эксперт по международной политике... Боишься? Да, ты говорила мне, что он по отцу еврей. И про историю твоей семьи, погибшей в Холокосте, он знает, ты ведь ему рассказывала... Веруш, вот тебе мой совет, выясни, тогда всё и решишь».
Вера объявилась только недели через три. «Куда пропала? Болела я. Что ты там мне про болевую точку насоветовала? Выяснила я, а вот теперь болею».
Верушин голос звучал глухо и с надрывом. «В Израиле как раз очередной теракт был, я Роберту в почту новости скинула с вопросиком, что, мол, думаешь по этому поводу? Ответа никакого, а через два дня приносит мне UPS посылку домой. А в ней книга с запиской. Книга под названием «Факты и легенды Ближнего Востока». Издательство вашингтонское, книга издана 6 лет тому назад, как ты думаешь кем? Правильно, моим Джеймс Бондом. Села я читать и через сто страниц его «исторического» исследования» выбросила эту пропалестинскую дрянь подальше. Я много чего уже слышала и читала на эту тему, но таких помоев от него не ожидала… А в приложенной записочке он мне знаешь, что написал? - «Вера, если тебя интересует моё сегодняшнее мнение по вопросу израильско-палестинского конфликта, то оно осталось неизменным с момента издания моей главной книги. Не хочешь ли ты прийти ко мне на обед? Нежно целую. Роберт».
И так мне стало мерзко на душе за свою бесхребетность в наших отношениях и его уверенность, что секс пересилит даже мою тебе известную бескомпромиссность, что я действительно заболела. С омерзительным чувством всякий раз вспоминаю эту записочку с его приглашением на обед, за которым, как это бывало прежде, последовала бы та же постель… А ведь всё, с чего мне нужно было начинать мой интернетовский роман, это с болевой точки…»
После паузы Веруша внезапно вдруг расхохоталась и добавила звонким голосом: «Да ну её к чёрту эту любовь! Колокольчиков мне захотелось... Я что, корова швейцарская, без них не выживу? Ничего. И без них ещё побегаем».
НАХОДКА
Аня с тяжёлым вздохом отворила дверцы шкафа, вернее достаточно вместительной кладовки, которую она по старой привычке до сих пор именовала шкафом. А если быть совсем точной, то в кладовку эту она вошла, что и делала по несколько раз в день. Схватит что-либо с первой попавшейся вешалки и наденет на себя, а что именно - не так уж и важно. Главное, чтоб поудобней и полегче, ходить особо всё равно некуда, разве что в гости или на концерт, да и то редко. С другой стороны, вдруг старых знакомых встретишь? Они ведь тебя знают и помнят, как очень деловую, энергичную, вечно спешащую по делам, но всегда хорошо одетую женщину…
В последние годы Аня редко куда спешила, разве что к внукам или на класс йоги опаздывала. Спортивные штаны, пара джинсов и кроссовки полностью соответствовали её новому стилю жизни после ухода на пенсию. Но в переполненном шкафу-кладовке до сих пор жили вещи из Аниного прошлого - пиджаки, юбки, брюки, которые ей уже давно стали малы, тесные в груди кофточки, вечерние платья и туфли на каблуках. Аня периодически избавлялась от ненужных ей вещей, любила дарить и радовалась, когда кому-то они оказывались больше впрок, чем ей, или просто отдавала бедным. Но шкаф совершенно неожиданным образом переполнялся снова, и когда вещам опять не хватало ни вешалок, ни полочек, ни коробок, у Ани портилось настроение, так как ей предстояло заняться «проектом большой чистки». На самом деле она называла это неблагодарное занятие «ворошением прошлого», а этого Аня не любила. «Никогда не знаешь, на что наткнёшься, и что из этого прошлого упадёт тебе на ладони именно сегодня. То ты застрянешь над выпавшей из старой сумки фотографией, где вы втроём - такие молодые и такие радостные с совсем ещё маленькой дочкой стоите на чёрном вулканическом песке, чей контраст с лазурью набегающей волны до того красив, что перехватывает горло. «Конечно же, это наше первое путешествие на Гавайи!», а рука уже потянулась к старым альбомам и коробкам, и пошло-поехало, забыли про вешалки и ненужные вещи…