Прошли годы, они стали реже петь дуэтом. В его новых, мужских, сильных песнях не было места для женского голоса. Аня была первой, которая почувствовала это нутром, посторонилась, гордо заняла место Музы рядом с Поэтом и забросила шарф подальше в шкаф, чтоб не раздражал.
Вот уже несколько лет, как Аня и вовсе перестала петь, и даже на редкие просьбы старых почитателей спеть дуэтом отнекивалась, выдумывая на ходу новые причины. Не признаваться же всем подряд, что голос она почти потеряла и что он не звучит и не зазвучит как прежде… Со временем зареклась, что больше никогда не выйдет на сцену и успокоилась.
Всё было бы, как она наметила, если бы она не вытащила сегодня из шкафа этот памятный шарф… Внезапно - как нахлынуло! И ностальгия, и молодость, и люди, и их дуэт…
Аня вышла в гостиную, замотанная в шарф Пауля Клее поверх домашнего платья для уборки, и на немой вопрос в глазах мужа, ответила: «Это ведь тот самый шарф, помнишь? Я сегодня уборку в шкафу затеяла… Он соскользнул прямо мне в руки, словно на сцену просится… а внутри меня - музыка…
Послушай, ты не мог бы достать сейчас гитару? Давай, я ещё раз попробую, с тобой вместе, как когда-то…»
ЧУЖОЙ ПРАЗДНИК
- Фирка, возьми трубку, - проорал автоответчик. - Я знаю, что тебе надо пройтись после вчерашнего вечера, а мне скоро на работу. Мы ведь договаривались! Фира!
Оглушительный голос подруги наконец-то затих, но успел разбудить Фиру от тяжёлого похмелья. Голова была чугунной, во рту всё пересохло, ноги как колоды, даже пошевелить тяжело, не то чтобы встать с постели. Да какое там пройтись, водички бы попить, – вскричало похмельное нутро. «И что это за манера, будить человека в 6 утра. Договаривались… Я что, могу помнить, о чём мы договаривались? Анька, конечно, хороший заботливый человек, но… и потом, сколько раз можно повторять, чтоб она не называла меня Фирой… подумаешь, привыкла с первого класса. Нет у неё никакой деликатности или хоть элементарного такта».
Она ненавидела своё имя. Фира Рабинович - ухитрились же родители клеймо поставить с рождения… При первой возможности она стала Фаиной. Не бог весть какое улучшение, но всё-таки получше, чем Фира. Для американцев она стала Fay Rabin. Неплохо бы выглядело имя на обложках её книг…
Фирина свекровь всё равно ухитрилась однажды съязвить: «Что бы ты ни выкручивала, от своего «фэ» никуда не денешься». Только Лёнчик её принимал, такой как есть. Может этим он её и взял, когда она ещё в седьмом классе строго ему наказала - зови меня Феей. Лёнчик безропотно согласился и добивался своей доброй феи ещё много лет. Ждал и тогда, когда она уехала поступать в литературный институт, и когда вернулась домой ни с чем, ждал, пока она не сдалась и не вышла за него замуж. Хороший он всё же был, заботливый, и всегда всё - в дом: и для неё, и для детей, и для внуков…
Говорить, конечно, было особо не о чем, никак он не дотягивал до её уровня, но всю жизнь поддерживал её творческие поиски. Здесь, в Америке, он тоже всё взял на себя и только ждал в ответ, чтоб его приласкали. А ей и не жалко было вовсе – погладит его лениво лишний раз и простонет три минуты под его большим, но вялым телом – невелика плата за удобство. И никогда, она не дала ему понять, что с ним она попросту фригидна.
Истинный оргазм она могла получить только от своего творчества и самовыражения. И вот именно это она имела сполна: и стихи писала, и рассказики, и красками баловалась, да и всю жизнь повышала свой интеллектуальный уровень, и очень им гордилась. Но ни с кем из её окружения не получалось поговорить о том, что её волновало. Друзья, опять же, были общие, из прошлой жизни, которые помнили её как Фиру. Они только пересмеивались, называли её вслух «наша интеллектуалка», когда она пыталась посвятить их в оригинальные философские течения или рассказать о новом, только что прочитанном нашумевшем романе. Да и что было ожидать от этих технарей и бизнесменов? Всё о чём говорилось на днях рождений и встречах в ресторанах - кто добился большего успеха. У них с Лёнечкой тоже был успех, но духовная пища была только у неё. И она это подчёркивала при любой возможности. Она умела скрывать свои мысли, но никогда не скрывала своего превосходства. Да и зачем? Каждому своё.
Фира наконец-то вылезла из постели и поплелась в ванную комнату. Огромное зеркало в чёрной дубовой раме над двумя умывальниками из зеленовато-серого стекла чуть не потеряло свою форму, удивившись непривычному отражению. Так Фира не выглядела даже в день Лёниных похорон. Опухшие веки наползали рваными тучками на маленькие глазки в красных прожилках, шея отвисала под тяжестью неизвестно откуда взявшегося второго подбородка. И это после пластики за тридцать тысяч? Они же мне гарантировали как минимум 10 лет… Лёнчик и в этом был молодцом до конца, обеспечил ей комфортабельную жизнь и после своего ухода. Но всё-таки обидно - что это за операция с гарантией? А ведь делала у лучших врачей и мучилась от боли пару недель…