Отдельный пухлый конверт с фотографиями Сэма. Их много. Больше всего снимков маленького Сэмми в их крошечной квартирке на Баундари-Роуд недалеко от знаменитой Эбби-Роуд. В этом районе даже однокомнатное пристанище было совсем не по студенческому карману. Хотим быть поближе к Битлз! И это решило всё. Вечерами у кроватки она пела малышу « Sleep pretty darling do not cry, and I will sing a lullaby», а Тони подхватывал, фальшивя на каждой ноте «Love you, love you, love you, love you, love you, love you, love you,
Love you, love you, love you».
Последняя фотография родителей в Манчестере. «Не хочу оставлять тебе на память себя такую, как сейчас, помни меня и папу молодыми», - просила мама. За неделю до этого отец позвонил Мэдлин и сдавленным голосом сказал, что у матери нашли раковую опухоль с метастазами.
Они всё бросили и переехали в Дидсбери в дом к родителям Мэди. Тони устроился работать в архитектурную фирму восстанавливать центр Манчестера, который в 1996 году был полностью разрушен во время IRA теракта.
Никаких фотографий этого периода у Мэди нет. Ей было не до фотокамеры. Мать мучительно умирала. Отец ходил сам не свой. Тони пропадал на работе. Единственной её радостью был Сэм и музыка. Когда выпадала свободная минутка, Мэди учила его играть на своём стареньком детском пианино. Мальчик схватывал всё на лету, обладая отличным слухом и невероятной для его возраста усидчивостью. Врождённая смышленость, мягкий характер, несомненный талант и невероятное обаяние – чего только не было в этом мальчишке. Иногда Мэди казалось, что Бог создал его намеренно для её утешения. Когда умерла мать, а очень вскоре за ней и отец, Мэдлин устроилась на работу в Манчестерский колледж.
Вот фотографии Сэма-подростка, Сэма-выпускника школы, Сэма-студента университета. Конечно же, он вырос и забыл о музыке, стал как его отец, инженером.
Несколько фотографий, где они втроём – Сэм, Энтони и она. Они сняты ещё до того, как Сэм ушёл из дома в студенческое общежитие, вспыльчиво заявив, что не в состоянии больше жить под постоянной материнской опекой.
Есть, конечно, ещё фотографии где-то в компьютере, но разыскивать их в вечном компьютерном хаосе у Мэди нет никаких сил. Всё это знает только Тони, но видеть его и просить о чём-либо Мэди не хочет и не станет.
Мэди сложила все фотографии в ящик и вытащила большой красивый глянцевый конверт, который лежал отдельно. В нём было приглашение на свадьбу.
ЭНТОНИ
Уже два часа пополудни, а от Мэдлин никакой весточки. Кроме вчерашнего визита и подсунутой под дверь записки, Тони оставил ей три сообщения на телефоне и послал два электронных письма. В конце концов, это её родители! Над могилой её матери глумились, а Мэди молчит и не понимает, что поодиночке им не выжить…
«За что она меня наказывает? Как это несправедливо!», - в сотый раз повторяет себе Тони. Бросила ему в лицо фразу: «Это ты во всём виноват!», и ушла, как будто и не было у них почти тридцати лет вместе.
«Конечно, не всё и не всегда было у них гладко. А у кого бывает? Покажите мне хоть одну пару…
У нас было и есть много разногласий. И ничего ненормального я в этом не вижу. Двое взрослых людей, по-разному воспринимающие мир, и то, что происходит вокруг нас. Теракты, рост антисемитизма, осквернение памятников, призывы к уничтожению Израиля.
Совсем недавно в центре Манчестера повторились демонстрации разъяренных радикалов, участники которых несли плакаты с лозунгами «Увидишь еврейского оккупанта - убей!», «Смерть израильтянам!». Мечети в Дидсбери вытеснили синагоги 19-го века, даже несколько церквей закрылись за ненадобностью.
Мэди всего этого не хочет видеть. У неё есть Сэм, музыка и сад, а всё остальное не так важно. Неужели тот факт, что именно в этом городке поселились её бежавшие от погромов в Румынии прабабушки и прадедушки, ничего для неё не значит? Ну, хорошо, Мэди имеет право не быть ортодоксальной еврейкой, однако у нас есть и реформистская синагога, но она туда - ни ногой! Я должен был уговорить её сделать Сэму бар-мицву, настоял на похоронах её родителей по еврейскому обычаю. Надо знать свои корни, иначе нас истребят, как мою семью во время войны, как и всех нас, если мы не будем помнить…