Эля замолчала, вдохнула, выдохнула и продолжила, глядя в пол: «Короче, сделала я тест и получила сегодня результат…Альцгеймер у меня, прогрессирующий… Об этом ещё никто кроме тебя не знает, даже Женька».
«Машенька, не плачь, милая, а то сейчас я зареву, а мне надо о многом ещё подумать, пока я что-то соображаю, - гладя по голове кинувшуюся к ней Машу, горько продолжала Эля. - Я ведь медик, прогноз этой болезни в моём относительно молодом возрасте мне известен… Очень скоро я не смогу вспомнить не то, что других, а саму себя. Я тебя вот, что хочу попросить. Вы с Мишей моих не оставляйте… Им тяжело со мной придётся, не справятся они… Ну, а потом, когда всё закончится, ты им там про свою реинкарнацию и прочую хрень наговори, может им полегче будет…»
Подруги ещё долго сидели, обнявшись как в детстве. Под утро Эля прижала к себе Машу и прошептала ей почему-то на ухо: «Машка, ты все мои «любови» помнишь? Так ты приходи и мне их рассказывай, когда я… ну всё забуду…. А кончатся мои, так ты чужие можешь. Мне тогда уже всё равно будет. Главное, чтоб про любовь».
2.
Маша вернулась домой далеко за полночь. Миша мирно похрапывал в кровати под звуки местных новостей светящегося экрана. Почувствовав рядом знакомое тепло, он сквозь сон пробубнил: «Вот и колобок мой наконец вернулся». Маша не прижалась к нему, как обычно, а продолжала лежать неподвижно с открытыми, распухшими от слёз глазами. Заснуть не удавалось. Она растолкала Мишу и, всхлипывая, начала говорить, какая у Эли беда, и чем это грозит для всей её семьи.
«Маша, ты что, утром не могла мне это рассказать? Ты слишком близко берёшь всё к сердцу. У всех несчастья… На всех жалости не хватит. Нам на работу завтра рано вставать», - недовольно проворчал Миша и перевернулся на другой бок.
Маша долго ещё рассматривала лежащего рядом с ней совершенно чужого ей человека. Потом поднялась и ушла в соседнюю комнату расстилать себе постель на диване.
3.
Два года спустя…
Мира Семёновна ещё раз оглядела себя в зеркале с головы до ног и одобрительно кивнула. Чёрные шёлковые брюки, свободный блузон с длинными рукавами и чёрно-белый шарф прекрасно сочетались с её сединами. «Впрочем, кто это оценит? Все бабы опять придут расфуфыренные, в блёстках, как в ресторан. С ними соревноваться никаких денег не хватит. У большинства сыновья - кто адвокат, кто доктор, а мой что? Всё, что зарабатывает, на нянек уходит уже два года, не до матери ему… Но на ноги что-то подходящее всё равно придётся подкупить. В моём возрасте, с больными ногами уже не до каблучков. А жаль…, - думала она, глядя на часы. - Минут через десять можно будет выходить к автобусу».
Мира Семёновна только присела, как зазвонил телефон. Она уже собралась отчитать Бориса, водителя автобуса, за то, что приехал раньше положенного, как услышала в трубке тревожный голос сына.
- Мама, ты не могла бы меня сегодня выручить? У нас аварийная ситуация. От нас нянька вчера ушла, а мне на работу сегодня позарез как нужно. Я за тобой через двадцать минут заеду… Садик? Неужели ты не можешь пропустить свой садик? Мама, ты же знаешь, Элю одну оставлять нельзя. Мам, просто посидишь с ней сегодня, ну, покормишь, только к плите не разрешай подходить. Эля в последнее время тихая, сидит c книжкой в своём любимом кресле, молчит, никого не беспокоит. Завтра? Я с Машей договорился, она отпуск на неделю возьмёт, а Миша - в следующий вторник. Я за это время что-нибудь придумаю. Всё, мама, хватит, я выезжаю!
Пока Мира Семёнова спускалась к подъезду, в её голове уже созрела достоверная версия почему она не предупредила шофёра заранее (не правду же им рассказывать). Переодеваться она тоже не стала. Пусть невестка посмотрит, как надо достойно доживать свою жизнь. Тут и Женя подъехал, но вместо того, чтоб поцеловать мать, начал с нравоучений: мол, мама постарайся с Элей быть помягче, не делай ей замечаний, она же бедная и разнесчастная...
«Тьфу, не мужик, а тряпка! Всю жизнь у неё под пятой провёл и вот дождался… «Эленька» его скоро под себя ходить начнёт, что он тогда делать будет? К маме за помощью? А вот, фигушки! Не дождётся! В дом её надо сдать, и точка», - раскаляла себя Мира Семёновна, но крепко держала язык за зубами. Он хоть и тряпка, но родную мать на место поставит, не раздумывая». Женя благодарно кивнул: «Мамуля, спасибо тебе, что выручила. Я часам к шести точно буду». Впустив маму в квартиру, он на прощание поцеловал жену и мать, и умчался на работу.