Распахнется твой плащ парой крыльев навеки,
И исчезнет, растает, метнётся, как вихрь,
В даль бессмертия, в омут душа человека".
Испуганная Мира Семеновна застыла на месте и только смотрела во все глаза на незнакомое одухотворённое лицо до тех пор, пока Эля не потянула ее за рукав блузона.
- Мама, смотрите, там в углу - вестники...малах ха-мавэт, малах ха-мавэт...
СВЕТЛЯЧОК
Утром Вера проснулась с неожиданной для себя улыбкой на лице. Желание продлить радостную минуту накатило на неё пучком серебристого света, на мгновение окутало с головы до ног, замерцало и исчезло. «Как светлячок» - подумала она, вставая и раздвигая штору. Солнечный луч стремительно ворвался в спальню, сменив декорации, и замер на Вериной любимой акварели. Венеция питерского художника при всей своей аллегории, казалось, была выхвачена из самой жизни, но лишь на первый взгляд. На самом деле это была лишь очередная сказка, полная чудес. На картине, в такт почти невидимой волне покачивалась одинокая гондола; отталкиваясь шестами от зыбкой тверди Гранд-канала, взлетали ввысь, помахивая крылышками расшитых серебряными нитями кафтанов из парчи, средневековые венецианцы...
***
Вера вышла на балкон с утренней сигаретой и долго ещё сидела, глядя на газон герани с осыпавшимися лепестками. «Чёрт, я уже неделю, как забываю полить цветы», - мелькнула мысль, но она продолжала сидеть, в очередной раз печалясь, что всё с годами поменялось: и окружающие её люди, и она сама…
Никаких оснований для улыбок у неё сегодня не было, и быть не могло. Снова возникла сложная ситуация, в которой, Вера не имела права на эмоции. Ей не впервые приходилось решать нелегкие житейские задачи, задавшись лишь одной целью - в кратчайший срок найти самое оптимальное решение проблемы, сведя при этом к минимуму любые переживания. Позже, чувствительная и ранимая от природы, Вера, как правило, распадалась на мелкие кусочки от чудовищного напряжения.
В этот раз всё было сложнее, чем всегда. Приходилось придумывать, как объединить отстранённость, трезвое решение, максимальную концентрацию, сохраняя деликатность. «Как мало осталось тех, кого я по-прежнему люблю, ведь ещё совсем недавно я была так щедра на любовь - рассуждала она. - Самое страшное, что разуверилась в людях, во всех - молодых и старых и не верю больше в человеческое добро и альтруизм. Интересно, это у всех так или только у меня?»
Уже несколько лет, как у Веры возникло пристрастие выслушивать истории совершенно чужих для неё людей. Почему эти люди исповедовались Вере чуть не с первой встречи, она не знала. Может, принимали её за психолога или за попутчика в поезде, который сойдет на следующей остановке, а возможно чувствовали, что ей не всё равно, что их выслушают до конца и не осудят.
Вера внимательно вслушивалась в рассказы, искала в них что-то очень важное для себя и не находила ничего утешительного. Чужие жизни пахли обречённостью. Все коллизии отличались лишь вариациями на несколько стандартных тем: либо любовь разнесчастная, либо измены и предательства близких людей; неудачи и проблемы с детьми, или болезни да смерти.
«Да я просто мазохистка! Зачем мне это надо?» - думала Вера. После всех этих историй не то, что летать, самой жить не захочется!»
Уже давно потухла вторая закуренная сигарета, а Вера так и продолжала сидеть, задумавшись. Хотелось кофе.
«Кофе», - повторила она вслух, и тут же вспомнила своё радостное утреннее пробуждение.
«Светлячок! Ну конечно, встреча с этим светлым мальчиком. Поэтому и светлячок!»
***
Вчера к медленно угасающей не столько от болезней, сколько от старости женщине приходил домой медбрат из хосписа. Женщина была Вере не чужой. Они обе любили одного и того же мужчину. Женщина - с момента его рождения, а Вера - с самой первой встречи уже почти полвека.
Больную только позавчера забрали из госпиталя домой. Надо было всё решить и устроить: разобраться в условиях контракта с агентством, прежде чем подписать, понять, как принимать новые лекарства, что делать в экстренных случаях… Обсудив с медбратом все необходимые детали и сделав себе пометки, Вера предложила Арману, так его звали, выпить чашку кофе во дворике. Чувствовала в нём и профессионализм и неподдельное желание помочь. Ему оставалось только осмотреть больную, но она дремала, и парень согласился подождать.
Весь его юный облик: горящие, зелёные в коричневую крапинку глаза, лёгкость подвижного тела говорили, нет, кричали о жизни! «В пятницу вечером такому молодому человеку надо целоваться с девочками, гонять в футбол, быть в баре, клубе, на танцах… где угодно, только не у постели умирающей!», - удивлялась, глядя на него, Вера. «Ну, понятно, всем надо зарабатывать деньги, но откуда в нём столько милосердия и искренности? Это в наши-то времена? Не успел ещё сгореть на такой работе?»