Выбрать главу

 А старая детская песенка разливалась многоголосьем по небосводу:

      Я летать могу как птица,

       Я с врагом могу сразиться,

       На болоте, на снегу,

       Я могу, могу, могу.

НЕОТПРАВЛЕННОЕ ПИСЬМО

                                                Мамочке

Ты знаешь, а я ведь не могу вспомнить, когда я в жизни говорила тебе слово «мамочка» в последний раз. Может, когда я была ещё ребёнком, в те минуты, когда чувствовала себя очень важной и единственной, достойной особой любви. Вы ставили меня на стульчик и при многочисленной родне заставляли произносить одну и ту же фразу «У тёти Гени и дяди Арона на старости лет родилась девочка, назвали её Зиночкой». Всем это казалось очень забавным. По старым советским понятиям ты действительно родила меня «на старости лет». Тебе было 44 года, а моим старшим братьям уже исполнилось двадцать и шестнадцать.

Мне хотелось сохранить свой особый «статус важности», но у меня ничего не получалось. Для тебя все были важны: и муж, и сыновья с жёнами, и появившиеся вскоре внуки, и оставшиеся в живых после войны братья и сёстры, двоюродные и троюродные, их дети, их внуки. Ты любила и жалела весь мир, всех людей, и они платили тебе той же монетой. Тебя, твою улыбку и добрые серые глаза любили все: семья, учителя и ученики в школе, соседи, подруги из Дома Учителя и просто прохожие. Ты приводила домой нищих с вокзала, чтоб накормить их и оставляла их ночевать в нашей маленькой квартире. А я в очередной раз должна была уступить свою кровать им, или дальним родственникам, или их знакомым, ведь кто-то из чужих всегда жил в нашем доме. Я раздражалась, ревновала и всё делала тебе назло: белое называла чёрным и наоборот… всё, чтоб лишь привлечь твоё внимание к себе и быть самой главной. Я хотела, чтобы ты принадлежала только мне…  Меня раздражала твоя любвеобильность, жизнерадостность, твой наивный взгляд на мир, твоя непоколебимая вера в хороших людей, твоя извечная фраза «всё, что не случается, всё к лучшему…»

      Мне многое не нравилась в тебе. Я не понимала, как можно не строить больших планов, довольствоваться только тем, что все сыты, здоровы и что любовь и мирное время - это всё, о чём можно мечтать. Я не хотела принимать такие постулаты. У меня ведь вся жизнь была впереди. Мне хотелось многого. Я не хотела быть на тебя похожей и бунтовала по-своему.

 Как ты ухитрилась сохранить такую чистоту, прожив такую непростую жизнь? Вас было шестеро, когда вашего отца сгноили в сталинской тюрьме, и вы прожили всю жизнь с клеймом детей «врага народа». В первую же бомбёжку в Минске вы с бабушкой и сыновьями остались без крова. Ты успела схватить детей, две простыни, найти подводу и эвакуироваться в Сызрань. Ты не гнушалась никакой тяжёлой работы, лишь бы спасти от голода своих и чужих детей, и вы выжили. Только свою маму тебе не удалось спасти. Она наотрез отказалась убегать с вами от немцев, ушла пешком в белорусскую деревню к бывшим соседям, которые выдали её немцам, и она была повешена. Только после окончания войны ты узнала о её судьбе и о всех многочисленных потерях. Тебе повезло - папа вернулся с фронта, вы уехали в другой город, где поселились твои брат и сестра. Вы начали новую жизнь и даже родили меня, подарив мне имя бабушки Зиши.

Ты искренне делилась со всеми, кому не так повезло. Страшный опыт навсегда расставил твои приоритеты. Ты знала, что важно в жизни.    Мне, обычной советской девочке послевоенного времени, к счастью, такой опыт не достался. Но вместе с этим не досталась и щедрость любви. Мне стыдно вспоминать, но мне не хотелось делиться кровом с «чужими», мне хотелось еще одно платье, потому что у меня их было всего два. То, что у тебя было всего одно, на выход, я даже не замечала. Меня больше коробило, что у нас стояла старая мебель, и мне неудобно было приводить домой своих кавалеров. И в то же время мне хотелось поэзии, а не прозы жизни, и я стала жить в моём придуманном книжном мире, потому что твой мне казался слишком мелким. У меня было много друзей, пятёрки в школе, тройка по поведению, на всё своё мнение и, как мне казалось, очень мало общего с тобой.

      Мне всегда казалось, что ты мне что-то не додала. А ведь это было не так. Были и балет, и уроки по музыке, и книжки на ночь, летние каникулы на снятой даче в сосновом лесу или на море. Даже попытки разговоров по душам тоже были, но они почти всегда заканчивались неудачей, и не по твоей вине, а по моей. Но поняла я это значительно позже.    Помню, как впервые я увидела тебя лежачей - ты сломала ногу. Я ходила за покупками, готовила, кормила, убирала, кипятила в кастрюлях воду, чтоб вымыть посуду и к вечеру падала с ног от усталости целую неделю! Я мечтала, чтоб этот «ад» закончился поскорее. Никогда до этого я не обращала внимания, с какой видимой лёгкостью ты умеешь делать всё сама. Почти каждый вечер кто-то из семьи ужинал у нас, «ведь мама никогда не откажет». Мы посмеивались, что ты из «топора» можешь сделать обед и накормить десять человек.