Иногда я записывала погоду, если случалась буря или что-то необычное. Занесла дату посадки растений, подумав, что это может пригодиться на следующий год. Но большую часть времени я не прикасалась к дневнику – дни повторяли один другой, и порой я думала: зачем вообще что-то писать, если никто никогда этого не прочтет. Тогда я напоминала себе: когда-нибудь, через многие годы, ты сама прочитаешь это. Я не сомневалась, что была единственным человеком, оставшимся на свете.
Но теперь у меня есть о чем писать. Я ошибалась: я не единственный человек на Земле. Это волнующе и страшно одновременно.
Сперва, когда все остальные ушли, я ненавидела одиночество и глядела на дорогу весь день и почти всю ночь в надежде, что какая-то машина, хоть кто-нибудь покажется на вершине холма. Когда спала, мне снилось, что кто-то заезжал и поехал дальше, не заметив меня; тогда я вскакивала и бежала на дорогу, надеясь хотя бы увидеть растворяющиеся в ночи габаритные огни. А потом… Прошли недели, радиостанции замолкли одна за другой, и когда замолчала последняя, я наконец поняла, что никто больше не придет и ни одна машина не проедет мимо. Конечно, я еще некоторое время уговаривала себя, что это батарейки сели, но, набрав в магазине новых и проверив их в фонаре, поняла, что «села» на самом деле радиостанция.
Правда, человек на той последней станции предупреждал, что ему придется замолчать – иссякал источник энергии. Он все передавал и передавал свои широту и долготу, словно плыл на корабле, а не сидел на суше – где-то под Бостоном, в Массачусетсе. Он еще кое-что говорил, что мне не понравилось. И что заставило размышлять.
Допустим, машина перевалит через холм, я выбегу навстречу, и кто-там-в-ней-сидит выйдет из кабины – а что, если он сумасшедший? Или, допустим, он окажется жутко противным или злым и жестоким? Убийцей? Что я буду делать? Тот человек на радио под конец и сам стал казаться безумцем. Он был напуган: вокруг явно оставалось совсем мало людей и еще меньше еды. Он все призывал сохранять достоинство перед лицом смерти, говорил, что никто не имеет права считать себя лучше других. Его тон был умоляющим, и я понимала: там происходит что-то ужасное. Однажды он сорвался и расплакался прямо в эфире.
Так что я решила: если кто и придет, я сначала смотрю, кто он, и лишь потом показываюсь на глаза сама. Одно дело ждать визита в цивилизованном мире, когда вокруг есть другие люди. Но когда вокруг никого, мир выворачивается наизнанку. Постепенно я поняла: есть вещи похуже одиночества. И, подумав так, стала перетаскивать все самое необходимое в пещеру.
22 мая
Сегодня под вечер дым пошел снова, в том же самом месте, что и вчера. Я знаю, что он (она? они?) делает. Пришел с севера. Разбил лагерь у перекрестка и ходит на разведку на восток и на запад по US 9. Это меня беспокоит. Если он обследует восток и запад, то, конечно, пойдет и на юг.
Я поняла еще кое-что: у него явно увесистая поклажа, должно быть, еда и вещи. Он оставил их у развилки и совершает вылазки налегке. А это значит, что незнакомец, вероятно, не встретил никого по пути, откуда бы он ни шел, – иначе не стал бы так оставлять вещи. Или же с ним еще кто-то. Конечно, возможно, он просто отдыхает. Может быть, у него машина, но вряд ли. Папа говорил, машины останутся радиоактивными еще долгое время – это, как я понимаю, из-за того, что они из металла. Отец знал много всего такого. Он не был ученым, но читал все научно-популярные статьи в газетах и журналах. Думаю, он поэтому так забеспокоился, когда после окончания войны выключились все телефоны.
На следующий день после поездки в Огдентаун все отправились снова. На сей раз в двух машинах: в нашем грузовичке и в фургоне мистера Кляйна, владельца магазина. Посчитали, так будет лучше: вдруг одна машина сломается. Мистер Кляйн и его жена тоже поехали, и в конце концов мама решила ехать с ними. Думаю, она боялась разлучаться с папой, это пугало ее даже больше, чем рассказ об Огдентауне. Джозефа оставили дома со мной.
Во второй раз они отправились на юг: сначала через долину, где жили амиши[1], – посмотреть, как те пережили бомбардировку. (Нет, их не бомбили – ближайшие бомбы упали далеко; папа считал, что в сотнях милях от нас или даже дальше: мы едва слышали гул, хотя и почувствовали, как дрожала земля.) Амиши были нашими друзьями, особенно мистера Кляйна – еще бы, его основные покупатели. Поскольку у них не было машин, только конные фургончики, они редко доезжали до Огдентауна.
Потом, проведав амишей, папа хотел повернуть на запад, на шоссе до Динтауна, заодно проехав через Бэйлор. Динтаун – настоящий город, двести тысяч жителей, намного больше Огдентауна. Именно туда мне предстояло поехать через два года, в педагогический колледж. Я надеялась стать учительницей английского.
1
Амиши – одна из протестантских деноминаций, распространенная в некоторых штатах США и в канадской провинции Онтарио. Живут замкнутыми общинами, отвергают многие современные удобства, в частности автомобили, и ездят на конных повозках. –