— Конечно, я понимаю, в присутствии противника нельзя расслабляться. А я себе налью! — улыбнулся Влад.
Он встал, подошел к сейфу, щелкнул поворотной рукояткой и достал бутылку. Малахов попытался вспомнить, был заперт сейф на ключ или нет.
— Не беспокойтесь, тут нет никакого трюка, я привык, что именно в таких сейфах в таких кабинетах стоит коньяк, — произнес Влад, наливая себе полстакана. — Так вот, — Влад сделал большой глоток. — Отличный коньяк. Так вот, вы себе никогда не задавали вопрос, почему жители этой деревни держали дома пораженных вирусом?
— Я думаю, ответ напрашивается сам. Много раз, это все знают еще по временам войны, люди часто не соглашались на экстерминацию ближайших родственников. Они надеялись на выздоровление. У каждого всегда есть надежда, что болезнь отступит, — ответил Вадим.
— Да, самое простое объяснение. Люди готовы рисковать своей жизнью, но все-таки не предавать своих близких. Это у ВАС редко случается.
— Слушайте, вы! — Малахов повысил голос. — Я не знаю, что вы понимаете под своей исключительностью, я не знаю, какую организацию представляете, но вы несете чушь! Нет никаких близких. После поражения вирусом человек перестает быть человеком. Это просто набор клеток, который даже и организмом не назовешь. Просто агонизирующая субстанция, пытающаяся совершить лишь одно — распространить вирус дальше. И пытаться спаси пораженного родственника или друга — это все равно что труп умершего от бубонной чумы сажать за обеденный стол. Благородство, превратившееся в безумие.
— Вы такой специалист по этике? — буркнул Влад. — Вы уверены, что благородство — это проявление разума? Что любовь — это следствие какого-либо знания? Я вот знаю историю, как один африканский царек убил своего сына за то, что тот видел, как его папа кушают. По их моральным и этическим нормам сын совершил преступление, и папа благородно скормил отпрыска крокодилам. Так что…
— Вы оправдываете убийство?
— Убийство всегда надо пресекать! — громко ответил Влад и дальше уже спокойно: — А вот желание сохранить чью-то жизнь, даже ценой своей, я думаю, неподсудно.
— Я не направлял авиацию на ту деревню, вы прекрасно знаете.
— Я вас уже и не обвиняю, — пожал плечами Влад, скосив глаза в бокал. — Я просто хочу, чтобы вы изменили свое мнение о том, что видели в той деревне. В конце концов, ну разбомбили деревню, ну погибли десяток зомби и сотня… Ну, об этом позже. Ничего страшного. Страшно, что мы никак не можем прийти к взаимопониманию.
— «Мы» кто?
— Ну, я так в лоб не могу объяснить вам… Давайте издалека. Вы в теорию Дарвина верите?
— Это научная теория, в нее нельзя верить. Ее нужно знать и соглашаться или не соглашаться с ней.
— Нужно ли?
— Да, нужно, других же теорий нет…
— Ну, а Адам и Ева…
— Это вера, а не теория. Она не подлежит анализу.
— Ну хорошо, а креационисты? Это ведь так прекрасно — разум из космоса, мы дети галактики и титанов, и мы…
— Это еще хуже, это вера, которая пытается доказать самое себя научными, естественнонаучными методами, так что не будем об этом. — Малахов улыбнулся — Вы удивительно разносторонне образованы для журналиста… Хотя и путаете понятия.
— А я и не журналист. И я не путаю. Я пытаюсь выяснить, путаете ли вы понятия.
— Выяснили?
— О да, вы мыслите очень рационально и грамотно для военного.
— Ну, я не могу ответить в вашем духе, что я не военный. Но вы знаете, военные бывают разные.
— Знаю, — кивнул Влад. — Скажите, что вы знаете о тигровых лилиях?
— Что? — Вопрос был для Малахова неожиданным. — Ну, лилия, тигровая, цветок. И что?
— Красивый цветок, раскраска редкая.
— Ну и?
— Тигровые лилии всегда заражены вирусом пестролепестности, и именно это вирус делает их лепестки столь прекрасными. — Влад даже изобразил рукой цветок.
— Мне понятен ваш посыл. Но вот я никак не могу сказать, что человек, пораженный вирусом Z, прекрасен. Гниющая плоть, управляемая сигналами спинного мозга и мышечными рефлексами, стремящаяся пожрать все вокруг себя.
— Ну, вы еще вспомните, как выглядит ребенок, больной ветрянкой. А ведь ею надо переболеть.
— Зачем?
— Чтобы потом не заболеть уже взрослым.
— Я не совсем улавливаю вашу мысль.
— Вы и не можете ее уловить, — менторским тоном сказал Влад. — Вы не можете подозревать, что я думаю.
— Так объясните. Я начинаю уставать от этой дискуссии.
— А вы не хотите предположить, что, кроме гипотетического эволюционного пути развития человека и жизни, может существовать и вирусный?