Пахло какой-то бедой.
Наконец старый егерь не выдержал.
— Тут раньше-то больница была… в усадьбе этой, — сказал он как бы между прочим.
— Да, была… — отстраненно ответил Трошин.
— Давно, правда, до войны еще, — продолжал Андреич. — Непростая больница. Для генералов всяких, для их жен, для детей непутевых… Охрана, ворота, все как положено. Мы пацанами бегали, подглядывали, а нас солдаты гоняли.
— Угу… — отозвался Трошин.
— В войну ее эвакуировали. А потом какая-то контора здесь была. То ли склад, то ли не склад, не знаю. Знакомая соседка туда ходила, они у нее молоко покупали. Каждое утро, как подоит — сразу туда. Но ничего не рассказывала.
— Обожди-ка, Андреич, — словно спохватился Трошин. Полез в рюкзак и выудил небольшой пузырек, в котором звонко перекатывались таблетки.
— На-ка, прими, от греха, — он протянул Андреичу пару штук. — И я приму.
— Это что еще? — забеспокоился Андреич.
— Да ничего, не волнуйся, это как бы антибиотик такой. Ползаешь по подвалам разным, а там и грибок, и комары, и инфузории — мало ли что…
— Оно да… — солидно согласился Андреич и закинул обе таблетки в рот. И тут же, недолго думая, запил водкой. — Вот так оно ловчее будет, верно?
Трошин поглядывал на часы и хмурился. Они шли сейчас в нескольких метрах от прямого пологого берега. Тут намыло особенно много всякого хлама, и запах гнилого ила густой кашей висел в воздухе. Прозрачный туман клубился над перепутанными грязными сучьями.
Андреич вдруг вытянул шею и сбавил обороты двигателя.
— Глянь-ка… что это? — взволнованно сказал он.
Трошин приподнялся и тоже увидел: среди мокрых завалов у берега кто-то шевелился. Сначала показалось, что это животное — бродячая собака, например. Но лодка шла вперед, и становилось отчетливо видно — это человек.
— Матерь божья… — Андреич вдруг схватился за сердце. — Да это ж Толик Чубуков. Тракторист с совхоза… да как же это…
Трошин не сразу понял, почему вид совхозного тракториста так удивил попутчика. Хотя, по здравому смыслу, тут — в позаброшенном людьми краю, да еще по колено в грязной воде — делать ему было нечего.
— Это ж Толик… — продолжал бормотать Андреич. — Три дня как пропал. На тракторе с моста перевернулся. Трактор-то сразу нашли, а его — нет. Думали — утоп, а он вон где…
До странного тракториста оставалось десятка полтора метров, когда Трошин и сам вдруг чертыхнулся и приподнялся, рискуя перевернуть лодку.
Толик-тракторист выглядел жутко. Изодранная, пропитанная жидкой грязью одежда висела на нем крупными клочьями. Лицо было неестественно опухшим, как поднявшееся тесто. Кожа — обвисшая, синюшная. Не человек, а леший, вылепленный из грязи…
Самое дикое — он что-то доставал из грязной тухлой воды и горстями закидывал в рот. Скорей всего, просто комки водорослей.
— Анатолий! — срывающимся голосом крикнул Андреич. — Ты чего тут? Заблудил, что ли? Обожди, я сейчас лодку подгоню.
— Останови лодку, — сказал вдруг Трошин негромким, но неожиданно твердым и властным голосом.
— Чего? — не понял Андреич, удивленно обернувшись.
— Чего слышал.
Толик-тракторист тем временем заметил их и застыл в скрюченном виде, с расставленными в стороны руками. Из горла его вырвался какой-то звук, похожий на бульканье густого супа в кастрюле: грлум-грлум…
— Анатолий… — сипло проговорил Андреич и осекся. Он и сам наконец понял, что дело нечисто.
В следующую секунду вдруг что-то грохнуло так, что Андреич едва не вывалился из лодки. Он обернулся — Трошин держал в руках оставленную без присмотра двустволку. Из обоих стволов струился дымок. Толик-тракторист с шумом упал в воду, голова его превратилась в какую-то сопливую кашу, хотя крови видно не было.
— Ты что это? Ты что это творишь? — выдавил Андреич, отодвигаясь к корме лодки.
— Спокойно, — Трошин переломил ружье, выбросил гильзы.
— Ты чего сделал-то, душегуб! Ты зачем Толика-то?..
— Толик твой давно мертв уже, — Трошин бесцеремонно залез к Андреичу в рюкзак и выудил пару патронов. — Нет его, ясно? Утонул!
— Да ты… Я… Да что же это… — потрясенный старый егерь только всплеснул руками.
— Спокойно, говорю! И не плачь — не барышня! — Он сел, положив ружье на колени. — Теперь слушай. Много сказать не могу, но что скажу — то запомни! Толик этот — давно труп… Да не перебивай! Эффект такой научный есть: посмертная мышечная реакция. Ты сам видел, в старой больнице все пузырьки поплыли. Лекарства, вещества. Все в воду попало. Вот он и зашевелился, твой Толик. Не переживай, к вечеру все равно обратно окочурился бы. И хорошо еще, беды никакой не наделал. Теперь ясно?