Трошин сидел на ящике и прихлебывал чай из мятой алюминиевой кружки. В голове было пусто и гулко, как в старой железной бочке.
Только что Галину увез домой ее муж – высокий нескладный старлей с прокуренными усами. Они несколько минут стояли перед Трошиным обнявшись. Галина что-то шептала, а старлей бросал на Трошина сердитые взгляды.
Они уехали. Ни одного знакомого лица в пределах видимости не осталось. Трошин ждал, когда его наконец посадят на ближайший борт и отправят в Москву.
За спиной скрипнули тормоза, затем негромко хлопнула дверь машины.
– Цел, слава тебе, господи… – услышал Трошин.
Он вскочил, оборачиваясь.
– Здравствуйте, Евграф Антонович.
– Сиди, Сережа, сиди… – махнул рукой академик Вешенка. – И я с тобой посижу.
Он и в самом деле по-простому опустился на соседний ящик. С минуту помолчали, глядя, как заходит на посадку очередной «кукурузник».
– Как же так получилось, Евграф Антонович?
Академик неопределенно повел плечами.
– Кто ж мог знать… Мне и в голову не приходило, что лаборатория сохранилась. Сначала нас расформировали. Потом была война, оккупация. Людей разбросало – одни погибли, других посадили. Я и сам обычным полевым хирургом до польской границы дошел. Думал, кончилось все.
– А оно никуда не делось… – с грустью усмехнулся Трошин. – Словно ждало этого дня.
– Я как услышал про строительство в Маклинске, меня словно в голову кто-то клюнул, – признался академик. – Надо, думаю, проверить – на всякий случай. Вот и проверили.
– Что же дальше? – спросил Трошин.
– Да ничего, – пожал плечами академик. – Разрушенное – восстановят, погибших – захоронят. Остатки заражения уже деактивируются авиацией и войсками химзащиты. Была авария, погибли люди – да, печально. Ну, а кто лишнее скажет… – он вдруг замолчал.
– Что тому будет? – потерял терпение Трошин.
– Тому просто не поверят, вот и все. – Евграф Антонович протяжно вздохнул. – Пора мне. А ты домой скорее возвращайся. Отдыхай – заслужил.
Он сел в машину, и через минуту та скрылась в клубах дорожной пыли.
Елена Долгова
Последний шанс
В разгар лета на побережье Черногории жарко даже после заката. В тот вечер штормило, но свежее от этого не стало. Навалившись на парапет набережной, я наблюдал, как волны накатывают на песок. Совсем рядом шумно спорила чужая подвыпившая компания.
– Так значит, его в больницу увезли? – спросил мужской голос.
– Да, прямо из отеля. Этот псих меня за палец укусил.
Другая компания, поменьше, переругивалась по-английски. Светловолосый веснушчатый парень резко встал, отодвинул стул и зашагал прочь, двое приятелей проводили его колючими взглядами.
– Do you want him back[1]?
– In due time[2].
Светловолосого я узнал сразу же, поэтому двинулся следом, не догоняя его, но и не упуская из виду. Через сто метров улица закончилась, а темнота сгустилась. На оконечности мыса штормовые волны обдавали лицо солеными брызгами. Мой старый знакомый отыскал на камнях сухое место и сел, прислонившись к валуну спиной.
– Ты, что ли? – заметив меня, недовольно спросил он и тут же добавил: – Вот, черт, приперся чувак некстати!
Этот человек носил странное прозвище «Экса». Последний раз мы виделись три года назад при обстоятельствах, о которых лучше не говорить, поэтому, встретив меня снова, он не слишком обрадовался.
– В отпуск явился, что ли?
– Вроде того. Адриатику захотел посмотреть.
– Точно? Тогда радуйся жизни и не ходи за мной. Любишь ты в чужие дела лезть, Морокин.
– А ты нервный стал, даже пошутить нельзя. Не нужны мне твои секреты, своих хватает.
– Я такой вежливый, потому что за мною должок, но за некоторые шутки положено давать в табло.
Было жарко, и ссориться не хотелось. Ветер усилился, шальная волна снова хлестнула о скалы. В поселке ни с того, ни с чего взвыли собаки – эти звуки пробивались даже сквозь шум ветра и воды. Я развернулся и побрел обратно на набережную, равнодушно подметив, что к собачьему вою присоединились приглушенные человеческие крики. Звучали они тревожно и плохо вязались со скучным, спокойным вечером и беззаботной музыкой прибрежных ресторанов.
Ситуация возле набережной и в самом деле сильно переменилась – зеваки-туристы почему-то жались к стенам домов. Я попытался понять, что их напугало, и тут впервые увидел его.