Интересно выглядит политическая карта будущего Китая на рубеже VI-V веков до новой эры. Шесть пограничных воеводств (вэй-го) стальным кольцом окружили два десятка мелких древних княжеств (чжун-го), занимающих центральную часть долины Хуанхэ. В центре кипит политическая и научная мысль, рождаются социальные доктрины, здесь пишется история - но не здесь она делается. Только пограничные княжества могут расширять свою территорию и обогащать свой этнический состав; лишь они соперничают за роль лидера в китайском мире, и в этой чехарде проявляется все несходство шести могучих соперников.
Три северных княжества - Цинь, Цзинь и Ци - в полной мере чувствуют себя наследниками славной династии Чжоу (которая еще царствует, но давно уже не правит). Никто из северных правителей не дерзает пока принять царский титул "ван", то есть объявить себя избранником Неба. Напротив, из трех южных суверенов - Чу, Юэ, У - двое уже объявили себя "ванами". Дело здесь не в княжеском самомнении и даже не в размерах военных сил: это проявление этнических различий между северянами и южанами.
Северяне связаны со старым чжоуским миром не только культурной традицией, но и прямой этнической преемственностью, которая охватывает всю долину Хуанхэ. Напротив, южные княжества, прилегающие к реке Янцзы, населены новыми народами - недавними варварами, ворвавшимися в культурный мир Чжоу и занявшими в нем место, соответствующее их силе и отваге. Если вождь такого племени оказывается сильнее всех князей Поднебесной, то с какой стати ему числить себя ниже бессильного чжоуского царя?
В 500 году всем ясно, что гегемония достигается одним из двух способов. Княжество увеличивает свою военную мощь либо за счет союза с приграничными варварами и военно-технической реформы (вроде перехода от армии колесниц к лучной коннице), либо за счет более интенсивного использования мирных производительных сил. Второй путь труднее, но дает более прочные плоды; пример этого рода подал еще в VII веке выдающийся экономист и мыслитель, министр Гуань Чжун. Он впервые ввел в северо-восточном княжестве Ци элементы планового хозяйства: наряду с традиционным накоплением зерна в княжеских амбарах и раздачей его в неурожайные годы Гуань Чжун установил государственные монополии на производство соли и железа. Такое вмешательство правителя в стихийный процесс ремесленного производства на полвека обеспечило гегемонию княжества Ци; но затем первенство перешло в руки южных варваров с их нерастраченной воинственностью и племенной спайкой, а земля Ци погрязла в усобицах.
С тех пор гегемония переходит из рук в руки. Кто удержит ее? Кто первый сумеет соединить этническую сплоченность южан с административной хваткой северян? Разноплеменные южане соперничают в грабительских походах на слабеющий север, а северяне поглощены своими усобицами - здесь "век князей" сменяется "веком баронов". Магнаты свергают правителей, порою истребляя весь княжеский род; так произошло на земле Цзинь, которая раскладывается на уделы - Чжао, Хань, Вэй. Безродный узурпатор распоряжается на земле Ци. В северо-западном княжестве Цинь стоит загадочная тишина...
Несомненно, в этом распаде кроется зародыш будущего объединения: теперь, когда авторитет северных князей упал, их подданные готовы будут признать власть любого чужака, который даст им мир и безопасность. Но откуда придет объединитель? Из земли "наиболее просвещенных варваров" Чу? Или это будет новый восточный гегемон У? Или же проснется дремлющий дракон Цинь? Политическое будущее Поднебесной покрыто мраком...
А что же научная мысль Китая, как она реагирует на столь бурные социальные процессы? Со времен мудрого Гуань Чжуна прошло полтора века, и многое изменилось. Рациональный подход к социальным явлениям, сознательное вмешательство правителя в экономику государства - эти вещи стали привычными в Дальневосточной ойкумене, но эффект такого вмешательства почему-то снизился. Ясно уже, как уберечь крестьян от голода и вместе с тем увеличить налоговые поступления в казну - но совсем не ясно, как пресечь мятежи магнатов или как убедить воинов-северян не падать духом, видя, как в начале битвы первая шеренга бойцов-южан вдруг совершает самоубийство, принося себя в жертву богу войны... Кроме чисто экономических явлений, есть еще классовые и этнические процессы - они не поддаются столь простому управлению, их познание не под силу последователям Гуань Чжуна, и новый властитель дум Кун-цзы (Конфуций) преследует более скромные цели.
Уроженец мелкого центрального княжества Лу, он видел в юности, как рухнул благородный, но безнадежный план министра Сян Сюя: утвердить "вечный мир" между шестью великими князьями, ограничив по договору размеры их армий. Видел он и то, как достойный преемник Гуань Чжуна - Ян Инь не сумел прекратить распри магнатов в княжестве Ци. И вот в 500 году сам Конфуций становится советником своего князя. Этот пост принесет ему горькое разочарование: мелкие дела удаются, но главное - непосильно. Удалось создать кружок интеллектуалов, открыть гуманитарное училище для незнатной талантливой молодежи; но не удалось убедить князя Лу восстановить справедливость в земле Ци, покарав тамошнего узурпатора.
Постороннему ясно, что в этом споре прав был государь: интервенция кончилась бы катастрофой для слабого княжества Лу. Но Конфуцию важен принцип, важна справедливость! Он уходит странствовать по соседним землям но и там его советы лишь вежливо выслушивают, но не следуют им. Вернувшись домой, ученый погружается в литературную деятельность: составляет и редактирует первый сборник китайских летописей, пишет этические трактаты, проповедует верность "доброй старине" (которая уже разрушена натиском новой жизни), разрабатывает учебную программу для будущих университетов... Он умрет в тот год, когда греки победят персов при Платеях, когда славный римский род Фабиев погибнет в неудачной войне с этрусками и когда свирепые воины княжества Юэ разгромят могучее княжество У, чей правитель неосмотрительно помиловал некогда юэского вождя...