— Он сейчас в Суздале живет, только вы от него все равно никакого толку не добьетесь. Он-то, Аркадий Данилович, ведь совсем глухой.
Сторожиха призналась, откуда у нее такие богатейшие сведения из Русской истории и откуда она знает все подробности убийства Андрея Боголюбского: тот же Курганов много раз привозил сюда экскурсантов из Владимира и она всегда с большим интересом слушала его рассказы.
Лариса Примерная, потерявшая было надежду что-либо занести в свой дневник, тотчас же записала фамилию Курганова.
— Нашел! — раздался гулкий крик откуда-то снизу.
Мы все бросились бежать. Я почувствовал, как у меня екнуло сердце.
Траншея раскопок заворачивала за угол. Там, под теремом, виднелась черная дыра. Оттуда-то и вылезал сейчас Миша.
— Смотрите! — победно закричал он и протянул нам снизу большой, свернутый спиралью бараний рог.
Николай Викторович засмеялся:
— Ну вот, барана зарезали, из головы холодец сварили, а рог бросили.
— Я рог нашел на каменном полу двенадцатого века, значит… — не задумываясь, воскликнул Миша. — Значит, э-э-э, это первый экспонат нашего музея.
— Так весь поход и потащишь? — усомнилась Лариса Примерная. — Ведь двести километров. Тебе никто помогать не будет.
— Так и потащу! — заупрямился Миша.
На этом мы распрощались со сторожихой. Она показала нам, как пройти к церкви Покрова на Нерли.
Глава седьмая
Две эпохи
Уже солнце клонилось к закату. Мы двигались цепочкой один за другим. Кроме одеяла, белья, чего-нибудь теплого и других личных вещей, мы несли за спиной трехдневный запас продуктов — консервные банки, крупу, сахар, компот, хлеб. В руках у нас были свернутые в чехлы восемь палаток да еще три громадные кастрюли, два ведра, сумка с медикаментами, топоры, саперные лопатки. За плечами я ощущал весьма и весьма солидную тяжесть.
И все-таки… И все-таки, несмотря на впивающиеся в плечи лямки рюкзака, до чего же мне было хорошо и легко на душе!
О Москве не хотелось и думать.
Возле станции мы перешли рельсы и зашагали по маленькой тропинке через нескошенный луг. Слева виднелись два моста — один шоссейный, другой железнодорожный. Там текла невидимая Нерль, впадавшая где-то недалеко в Клязьму. Качались от ветра колокольчики, ромашки, розовые луговые васильки, желтые бубенчики. Бабочки летали с цветка на цветок. Стрижи носились высоко в небе. Животворящий воздух, насыщенный запахами травы и цветов, свободно входил в легкие…
Мы двигались один за другим. У девочек на головах были шапочки и косынки, у мальчиков — панамки и бумажные колпаки. Никто из нас не говорил ни слова — все понимали важность этого часа: началось наше странствие пешком.
Нерли по-прежнему не было видно: она угадывалась налево, совсем недалеко, где росли ветлы на ее берегу.
Поперек речной поймы шли мачты линии высоковольтной передачи. Словно древний богатырь наставил на лугу вереницу огромных и воздушных кружевных башен. Эти башни появлялись со стороны Владимира, перешагивали через Нерль и исчезали за лесом, возле той дальней фабрики.
Вдруг впереди, в небольшой рощице, мелькнуло что-то ослепительно белое и ослепительно золотое.
Белокаменная, с большим золотым куполом над крышей, церковь стояла окруженная группой столетних ветвистых вязов на берегу небольшого озерка и гляделась в его зеленые, покрытые ряской воды. Белые водяные лилии и золотые кувшинки заслоняли опрокинутое отражение белых стен, золотого купола и темных ветвей вязов.
Мы подошли ближе.
Справа от высокой узкой двери я увидел белую мраморную доску с надписью:
Я обошел вокруг церкви. Все четыре стены ее были удивительно просты, почти без украшений, преобладали вертикальные линии с полукружиями под крышей. Длинные, очень узкие окна, маленькие выпуклые полуколонки-пояски — все было удлиненной формы, как бы устремлено вверх.
Сзади церкви стояла одна из мачт линии электропередачи. Ее железные, удивительно легкие очертания также устремлялись к небу.
Это соединение двух столь различных эпох нисколько не резало глаз, наоборот, оно было совершенно, было прекрасно…
Мы сбросили рюкзаки. Кто сел, кто остался стоять. Все молчали.
— А где мы будем ночевать? — неожиданно спросил Ленечка.
Да, вопрос был очень существенный. Ничего не поделаешь: пришлось нам спуститься на землю из царства сказок.