— Может… может, лучше подождать людей из лаборатории? — предложил один из химиков.
— Они нас догонят, — доброжелательно, но холодно сказал Питт.
Джордино молча достал из рюкзака на спине Питта гвоздодер и занялся дверью кормовой надстройки. К его удивлению, дверь скрипнула и подалась. Он нажал сильнее, протестующие петли сдались, и дверь распахнулась. Внутри было пусто, никаких установок, оборудования, нет даже мусора.
— Похоже, здесь уже побывали, — заметил Питт.
— А может, помещение никогда не использовалось, — предположил Довер.
— А где проход?
— Сюда.
Довер провел их через соседнее помещение, тоже пустое. И остановился у круглого люка в центре палубы.
Джордино прошел вперед, открыл люк и отступил. Довер направил луч фонаря в зияющий туннель, луч прорезал темноту.
— Неудачно, — удрученно сказал он. — Туннель забит обломками.
— А что на следующей палубе внизу?
— Машинное отделение.
Довер замолчал, соображая. Потом сказал:
— За машинным отделением есть еще одно помещение. Наследие военных лет. Может быть, только может быть, из него есть проход в трюм.
Они двинулись в сторону кормы и вернулись в первое помещение. Казалось странным ходить по коридорам призрачного корабля, гадая, что произошло с экипажем. Найдя люк, они спустились по лестнице в машинное отделение, обогнули старые, но все еще в смазке механизмы и направились к носовой надстройке.
Довер фонариком осветил стальные плиты переборки. Вдруг луч остановился.
— О черт! — выдохнул Довер. — Люк на месте, но он заварен.
— Вы уверены, что место правильное? — спросил Питт.
— Абсолютно, — ответил Довер. Кулаком в перчатке он ударил по переборке. — На той стороне — люк номер пять, самое вероятное место, куда могли поместить яд.
— А что другие трюмы? — спросил человек из агентства.
— Они слишком далеко от кормы, чтобы яд мог просочиться в море.
— Ладно, давайте приступим, — нетерпеливо сказал Питт.
Они быстро собрали сварочный аппарат и присоединили его к баллону с кислородно-ацетиленовой смесью. Зашипело пламя, и Джордино отрегулировал подачу газа. Синее пламя коснулось переборки, и та сначала покраснела, потом стала ярко-оранжевой.
Появилась узкая щель, она удлинялась, металл трещал и плавился в высокотемпературном пламени.
Когда Джордино начал прорезать отверстие, достаточное для того, чтобы пролез человек, появились Мендоза и работники лаборатории; они принесли почти пятьсот фунтов инструментов для химического анализа.
— Вы его нашли, — сказала Мендоза.
— Уверенности еще нет, — предупредил Питт.
— Но наши тесты показывают, что вода здесь насыщена нейротоксином С, — возразила она.
— Разочароваться легко, — ответил Питт. — Я никогда не считаю цыплят, пока в банке не примут чек.
Разговор прервался: Джордино отступил и погасил факел. Он передал горелку Доверу, а сам взялся за свой верный гвоздодер.
— Отойдите, — приказал он. — Это штука накалена докрасна и очень тяжелая.
Он всунул гвоздодер в неровную раскаленную щель и надавил. Стальная плита неохотно отошла от переборки и с тяжелым грохотом, брызгая расплавленным металлом, упала на палубу.
В полной тишине Питт взял фонарик и осторожно заглянул в отверстие, держась подальше от горячих краев. По дуге в 180 градусов он обвел лучом трюм.
Минула целая вечность, прежде чем он выпрямился и посмотрел на окружавшие его фигуры без лиц.
— Ну? — с тревогой спросила Мендоза.
Питт ответил одним словом:
— Эврика!
Глава 9
В четырех тысячах миль и в пяти часовых поясах оттуда советский представитель во Всемирной организации здравоохранения допоздна засиделся за письменным столом. Ничего необычного в его кабинете в здании Секретариата ООН не было: мебель дешевая, обстановка спартанская. Вместо привычных портретов советских вождей, живых и мертвых, стену украшала лишь маленькая фотография сельского дома.
Загорелся огонек, негромко загудел телефон частной линии. Человек за столом долго смотрел на трубку, прежде чем взять ее.
— Луговой слушает.
— Кто?
— Алексей Луговой.
— А Вилли там? — спросил голос с сильным нью-йоркским акцентом, который всегда резал Луговому уши.
— Здесь нет никакого Вилли, — резко ответил Луговой. — Ошиблись номером.
И сразу повесил трубку.
Лицо Лугового оставалось бесстрастным, но он немного побледнел. Сжал и разжал кулаки, глубоко вдохнул, не отрывая взгляда от телефона. Он ждал.