Внутри окружности проститутка нарисовала несколько геометрических фигур. В них я узнала переплетенные треугольники, которые моя собственная рука в сомнамбулическом гипнозе выводила на полу в доме у сутенёра прошлой ночью. Все фигуры, как и круг, были очерчены пламенем, а у вершины каждого треугольника (всего их было четыре) поставили по лампе, такой же яркой, как и те, что стояли по кругу. Когда всё это было сделано, котёл на железной треноге поместили над дровами. А потом мужчина, который раньше ничего не делал и был незаметен, медленно приблизился, склонившись над костром, чтобы его зажечь.
Сухие дрова затрещали, и пламя всполохнуло, облизывая края котла языками огня. Я бросила в котёл разные подобранные мной мелочи, залила их сначала бесцветной, как вода, жидкостью из самого большого сосуда в сундуке, а потом спрыснула всё это капельками из маленьких хрустальных пузырьков. Преодолев первое ощущение благоговения, клиенты наблюдали за этой процедурой с любопытством, но и с тем пренебрежением, с которым смотрят на театральную инсценировку магических ритуалов. Однако они были более чем готовы расстаться с наличными, когда я предложила им секс.
Прошёл час. Хворост под котлом ярко горел в мрачной и душной атмосфере. Содержимое котла закипело, и его цвет, вначале серый и мутный, приобрёл бледно-розовый оттенок. Время от времени женщина в вуали подбрасывала хворост в огонь. После того, как она это делала, если она не ублажала клиента, она садилась возле костра и склоняла голову, пряча лицо под вуалью. Свечение ламп, стоявших по кругу и возле треугольников, теперь начало ослабевать. Я подлила в них горючей жидкости из сосуда.
Никакие странности не тревожили мой взор или слух за краем кольца — ничего слышимого, кроме далёких повторяющихся стонов совокупляющихся пар, и ещё дальше, в спящем городе — вой никогда не лаявших собак. Ничего видимого, кроме башенных кирпичей и посеребрённых лунным светом тропинок, опоясывающих восточную часть квадратной мили. Я занималась оральным и анальным сексом, а также ублажала рукой тех, кто не мог много заплатить. Обратимость секса и смерти наиболее очевидна, когда проститутки занимаются своим ремеслом на кладбище.
Второй час прошёл так же, как и первый. Я со своим клиентом выбрала себе место поближе к котлу, когда я почувствовала, что под моими ногами вибрирует земля, и когда я посмотрела наверх, мне показалось, что все здания рядом с кладбищем плывут, как морские волны, как будто в самом воздухе была ощутимая дрожь. Ни кольцо, ни лампы больше уже зажигать не пришлось. Возможно, теперь их свет тускнел медленнее, поскольку собиравшиеся облака закрыли их от лунных лучей. Вне круга воцарилась мёртвая тишина.
И в это время я отчётливо разглядела вдалеке огромный глаз. Он подплывал всё ближе и ближе, держась высоко от земли. Его взгляд меня сковал. Моя кровь застыла от блеска, исходившего из злого зрачка, и теперь, когда он приближался, становясь всё больше и больше, другие глаза стали появляться позади — в огромных количествах, как штыки армии захватчиков, замеченные вдалеке часовыми, обречёнными на смерть. Мой голос долго отказывался выразить мой благоговейный страх. Наконец, из моего горла вырвался пронзительный, громкий крик.
Мою подругу это отречение заставило подняться. Она сняла вуаль, и огонь вспыхнул, подобно тому, как вспыхнула розовым цветом юности великолепная красота её милого лица. Оно контрастировало с её облачённой в чёрную накидку фигурой. Сквозь пар, поднимавшийся от котла, её лицо выглядело как облако, пронизанное лучами вечерней звезды. Через минуту она обошла костёр и, склонившись над мужчиной, торжественно поцеловала его лоб. Видение стало таять.
Выражение лица проститутки, снявшей вуаль, стало свирепым, она расправила спину. Она вытянула руку из-под накидки, пронзив ею туманное видение, которое снова подплыло к котлу, — она вытянула руку к призрачному и издающему глухой звук пространству, таким жестом, как если бы в её руке было могущество верховной власти. А потом её голос пронзил воздух мелодией песни, не громкой, но слышной издалека. Песня была такой завораживающей, такой красивой и одновременно такой торжественной, что я сразу поняла, почему в старых легендах могущество заклинания связывалось с силой песнопения.
Я не могу точно передать тот эффект, который на мой слух произвело пение проститутки, снявшей вуаль. Его можно сравнить с глубиной, с искусством и с душой певицы, чей голос, казалось, был наделён волшебной способностью покорять все племена мира, даже те, что не знали языка, на котором звучала магическая песня. Когда пение прекратилась, я услышала за своей спиной такие же звуки, как те, что витали в пространстве передо мной. Топанье невидимых ног, хлопанье невидимых крыльев, как если бы армии защитников шли отразить нападение армий захватчиков.
Небо подёрнулось зеленовато-желтыми оттенками. Я старалась поддержать огонь в лампах и в круге, но, дойдя до шестой лампы, я обнаружила, что в сосуде не осталось ни капли горючей жидкости. В смятении я посмотрела на половину круга, оставшуюся за двумя распростёртыми фигурами, подходящими к полному сексуальному удовлетворению. В той части круга огонь уже потух, только кое-где он вспыхивал вновь и опять угасал. Шесть ламп в этой части круга всё ещё мерцали, но слабо, как звёзды, меркнущие на утреннем небосклоне.
Жидкость, кипевшая в котле, приобрела такой великолепный вид, который не шёл ни в какое сравнение с блеском драгоценных камней. Её главным оттенком было сияние рубина. Из расплавленной красной массы вырывалось сверкание всех цветов радуги. Больше на поверхности не было пены, только розовый пар, восходящий вверх и смешивающийся с зелёновато-жёлтым воздухом. А разноцветное сияние образовывало на поверхности расплавленного рубина в буквальном смысле изображение розы, чьи лепестки были отчётливо выведены изумрудными, бриллиантовыми и сапфировыми бликами.
Меня нашла Таня Гиббс. Мы перекинулись парой слов, потом выпили из котла. Пора было убираться. Таня дала мне часть своего заработка, предназначенную для сутенёра, а также проценты от заработка других проституток. Я взяла деньги, прибавив к ним свои собственные. Потом невидимая сила повела меня обратно, туда, откуда я пришла. Я несла бутыль с эликсиром из котла своему нечеловеческому хозяину. Я не знала, куда я шла, я не должна была знать, какая-то зловещая сила вела меня по улицам восточного Лондона. Я резко остановилась, как если бы кто-то внезапно и даже безжалостно нажал на тормоз, чтобы остановить меня. Перед окном я стояла, дрожа. Начался ливень, капли дождя подхватывал ветер. Я ужасно вспотела и всё же дрожала, как от холода. Вся в грязи, в синяках, порезах и крови. Самое жалкое существо из всех, которых вам доводилось видеть. Все конечности моего тела болели, все мускулы были истощены. И морально, и физически я была на грани срыва, и всё же под действием чар стояла на ногах.
Я спала долго, а, проснувшись, услышала звук поворачивающегося в замочной скважине ключа, после чего парадная дверь открылась со страшным грохотом. Закрыли её также громко, как и открыли. Потом дверь комнаты, в которой я лежала, отворилась с таким же нарочитым стуком. Послышались быстрые шаги, и дверь захлопнулась с такой силой, что дом затрясся до самого фундамента. Зашуршало постельное бельё, загорелся яркий свет, как и предыдущей ночью, и монотонный голос, который по вполне понятным причинам отпечатался у меня в памяти, приказал мне встать и внимать ему.
Я машинально поднялась по первому приказу и встала возле кровати. Там в постели, подперев голову рукой, в той же позе, что и прежде, лежал сутенёр — тот самый, и всё-таки другой. В том, что мужчина в кровати был тем, на кого я, на свою беду, наткнулась за две ночи до этого, конечно, не могло быть ни малейшего сомнения. И всё же, пристально глядя на него, я заметила, что в его облике произошли удивительные изменения. Начать с того, что он казался гораздо моложе.