— Со стороны города приближаются огни, около десятка. Движутся резво. Похоже, гонятся за кем-то.
Женька тут же погасила костёр до полной черноты углей. За моим правым плечом незаметно образовался Тир. Я мотнула головой:
— Пошли посмотрим, — хотелось же мне приключений? Ну вот. Хоть что-то.
Наш отряд рассредоточился по кустам, скрывающим поляну от города. Смотреть, правда, было особо не на что. Ночь и так безлунная, да ещё и небо облаками обложено. Внизу, в долинке — как чёрный пуховый платок бросили. Сплошная темень.
И сквозь эту пуховую темноту, и впрямь, неслось с десяток огней. Похоже на всадников с факелами.
Нет, я всё понимаю — только нафига им факелы? Неудобно же. И всё равно дорогу освещать не успевают — только ж под ноги себе… Или в них какой-то специальный смысл? Или это я со своей колокольни смотрю? Уж магия света хотя бы в бытовом слабеньком варианте у нас была настолько распространена, что воспринималось уже дикостью, если в какой-то семье её не было…
Пока я так свой керосин гоняла, огни вдруг смешались и заметались. Потом кто-то заорал:
— Вон! Вон они!!! К лесу! — и погоня возобновилась с новым упорством.
— Они гонят кого-то маленького, — сказал Сер.
— Лису, может? — предположил кто-то.
— Что, всей толпой — одну лису?
— «Они».
— Ладно — двух?
— Ночью?
Скептиков нашлось достаточно.
— Ну, если они им кур постоянно душат, так могут и всей толпой.
Маленькое тёмное пятнышко, тем временем, развернулось к лесу, аккурат к той тропинке, по которой мы шли, пока не устроились на этой поляне. Чем больше это нечто приближалось к нам, тем больше невнятное чернильное пятно становилось похоже на нечто живое. Всё же тут, наверху, было чуть больше света. Промелькивали ноги. Странно колыхался какой-то горб на спине. Что это вообще такое?
Домчавшись до первого же дерева, тень разрешила мои вопросы. Верхняя часть с глухим «мяк» впечаталась в кору и молнией устремилась вверх. Кошка? А нижняя… мне показалось, что это была собака, вроде таких… по колено, средне-лохматых, морда кирпичом. Их ещё как крысоловов заводили, видела как-то передачу. Сто миллионов лет назад.
Собака оперлась передними лапами о ствол, словно тоже собираясь карабкаться вверх по дереву. Силуэт поплыл… превращаясь в человеческую фигуру. Парень!
Собака-оборотень? Нет, слышала, конечно, о таком, но чтоб терьер? Обычно мономорфы-собаки крупные, типа волкодавов. Или он метаморф? Почему тогда другую форму не выбрал? Сплошные вопросы.
Парень тяжело дышал, но начал взбираться на дерево достаточно бодро. Однако теперь не только мы лучше его видели. И несколько секунд, потраченных на превращение, оказались роковыми. Со стороны подъёма послышался дружный рёв, свистнула близкая стрела. За ней ещё. Оборотень вскрикнул и сорвался на землю.
Из кроны дерева раздался отчаянный крик. Отнюдь не кошачий.
А вот это, господа, уже интересно.
11. А ВОТ И ВЕСЕЛУХА!
ЗОЛОТО
Десяток преследователей был уже рядом. Они спешились, схватили парня и, видимо, связали — было плохо видно в этой сутолоке.
— Ну что, крысёныш? Будешь отпираться? — голос был хриплый, азартный, и, как мне показалось, не вполне трезвый.
— Это нечестно! — закричал сверху девчоночий голос. — Вы его неправильно поймали!
— А ты вообще молчи, шлюха рыжая! — ответил снизу ещё один. Ещё менее трезвый, мда.
— С тобой позже разберёмся! — они загомонили, расписывая, как ловко и здорово разберутся с одной девчонкой, но первого, очевидно, гораздо больше интересовал меркантильный экономический вопрос. Послышалась возня и вскрик, после которого первый снова проревел:
— Где золото?
Оборотень что-то ответил. И это что-то так не понравилось спрашивающему, что мы получили полное неудовольствие наблюдать, как толпа избивает раненого и связанного человека. Видно, конечно, было только тёмную шевелящуюся кучу, зато пыхтение, сопение и удары слышно даже слишком хорошо. Забьют ведь парня…
Я аккуратно потянулась к мутнеющему от боли сознанию. Вот так, дружок. Целительный сон с блокировкой всех неприятных ощущений, это полезно. И кровотечение остановим. И регенерацию потихоньку запустим, тут, конечно, деревяхи от стрел мешают, но с этим мы разберёмся чуть позже…
Они даже не сразу заметили, что объект их настойчивого внимания замолчал и обмяк. Потом некоторое время было условно тихо — только сопение и сосредоточенное копошение. Я добавила им нервозности — отключить дыхание и сердцебиение спящего пациента на минуту-другую — штука далеко не новая. Что, неприятно?