Выбрать главу

Лицо разорялось. Среди вопросов, если сильно обобщить, звучало «почему здесь эти бабы», а среди требований — «пусть выметаются немедленно». Это, понимаете ли, ближняя к его фазенде оборудованная площадка, и как мы вообще посмели и чтоб духу нашего через пять минут тут не было…

Из этого неконтролируемого потока сознания я поняла, что вьюнош в прошлой староземной жизни был не то что бы олигархом, но господином весьма состоятельным. А вот вовремя подсуетиться и купить/застолбить кусок земли поближе к Жемчужному не догадался. Пока делишки решал, пока бабло зашибал… Пришёл недавно — ан, все лучшие куски порасхватаны! Пришлось ему селиться здесь, в пяти часах конного хода от столицы княжества, по его понятиям — на глухих задворках. Оттого и настроение у господинчика за две недели здешнего пребывания стухло окончательно. А тут ещё и мы…

Был бы здесь Тир, он бы уж навис и начал морально уничтожать весь этот бродячий цирк, но у Долегона с его рейнджерами была совершенно другая спецификация, поэтому они аккуратно перекрыли нервным господам-товарищам зону входа на площадку. При этом, надо пояснить, их практически не было видно. Даже мне удавалось определить кто из них где стоит в основном через «медсканер», так скажем.

Татьяна-сватьюшка посмотрела на меня несколько растерянно. Да нет, она обиделась! Да так искренне. Собрались же молодостью трясти, а её в молодости никто так не облаживал… Не обкладывал?

Да не суть!

Таня — она ж существо тепличное, нежное.

Анна Дмитриевна, супруга княжеского безопасника, слегка побледнела и приподнялась со своего места. Я вот прям ощутила, что она ка-а-ак щас срежет-срежет этого наглеца… И тут Рут высоко подняла свои чёрные брови и небрежно спросила:

— Слышь, пухляш, ты чё тут — новенький?

Лиззи начала тихо хихикать. И самое коварное, что я начала хихикать тоже. Это был такой слегка нервный смех. Смех усталого человека, вот как я бы сказала. Ну, натурально, вот ты ввязываешься в многомиллионную вселенскую битву, выигрываешь её, выползаешь на тихий бережок — а тут это чмо прыгает со своим отрядиком. И такие они вдруг показались мне смешные со своими новыми мечиками, все в красивых доспехах, модные, гордые до посинения. И я поняла, что я не просто хихикаю, я ржу и не могу остановиться. А если я ржу — я уж как-то рассказывала — люди вокруг начинают тоже ржать, неудержимо. Свойство у меня такое мистическое, ещё со Старой Земли.

Мы смотрели на них и ржали аки кони, подвывая и сгибаясь. До слёз. А они смотрели на нас несколько обескураженно, потому что — ну как можно смеяться над таким крутым отрядом, в самом деле?

А потом я выдохнула и вытерла глаза — и поняла, наконец, что эта бойня дивным образом меня отпустила. И сказала:

— Беги, пацан, пока мы добрые.

Но пухляш не оценил. Он соскочил со своего красивого коня и побежал в нашу сторону, впрочем, предусмотрительно остановившись метрах в пяти от нас (и, что было для меня вдвойне забавно, непосредственно перед Долегоном, который внимательно его разглядывал). Но сдобная юношеская ручка грозно (ну, наверное, он думал что грозно) легла на эфес меча. Да что там, он даже бровки сурово сдвинул!

— А ты чего такая наглая, а? Ты что — мать драконов?

Ну нельзя же так бессовестно подыгрывать, дружок!

— Бери выше! — весело ответила я. — Я бабка драконов! — и четырнадцать девочек за моей спиной распахнули разноцветные крылья, разом заслонив полнеба…

Я вам скажу, в какой момент драконов становится много. Один — уже слишком много для неподготовленного человека, это я вам на основании десятилетий наблюдений заявляю. Пять — это много по-любому, с какой стороны ни посмотри. А уж четырнадцать…

Пухляш шарахнулся назад и завалился на спину, запнувшись о какой-то камешек.

— Примите его, Дол, — кивнула я, и наш гость заорал.

Опять же, согласна — в первый раз как-то не по себе, когда из вроде бы пустых кустов выдвигается нечто практически прозрачное и при этом сильно похожее на эти самые кусты, и в прозрачном и странном едва угадываются как будто бы человеческие черты.

Стук копыт затихал, удаляясь по дороге.

— Вставай, — убийственно спокойно велел, окончательно проявляясь, Долегон.