Что происходило за темными очками, для меня оставалось тайной. Возможно, она решила, что зашла слишком далеко, и хотела восстановить свой нейтралитет. А может, ее испугала мысль, что она обидела внука самого Вито Барбаччиа? Наконец, ее извинения могли быть и искренними.
Мой ответ годился на любой случай:
– Все в порядке.
Бёрк допивал третий стакан. Опустошив его, он попробовал встать, но тут же снова сел, удивленно озираясь.
– Вы предупреждали его о «пассито»? – спросила Роза.
– Он сегодня не воспринимает советов.
Она весело рассмеялась. Месть, особенно с участием женщины, всегда сладка.
Теперь мы поднимались в горы: дорога пробивалась сквозь великое нагромождение скал вокруг Монте-Каммарата. Среди сравнительно небольших обломков в небо вздымались на несколько тысяч футов огромные утесы. Бёрк впал в состояние оцепенения, а Роза обвила руками мое сиденье, и мы тихо беседовали, непроизвольно переходя на шепот по мере того, как горы смыкались вокруг нас.
Мы свернули с главного шоссе и начали петлять по серпантину, поднимавшемуся вдоль скал, между которыми мелькала долина, лежавшая глубоко внизу. Бесплодный край, пристанище беглых рабов и преступников со времен Римской империи.
Во Вторую мировую войну здесь проходила стратегическая линия итало-германской обороны против войск союзников. Говорят, что американцы смогли пройти ее без потерь только благодаря дезертирству большинства итальянских солдат по приказу мафии.
Дорога еще больше сузилась, но мы продолжали карабкаться на второй передаче, прижимаясь к скале, едва видной в облаке пыли. На склоне над буковым леском стоял пастух в окружении небольшого стада. Обогнув скалу, увидели наконец лежавшую в ста ярдах Беллону.
С древнейших времен постоянная угроза бандитизма и разбоя заставляла крестьян Сицилии строить деревни гораздо большего размера, чем повсюду в Европе. Беллона принадлежала к числу самых маленьких, хотя ее можно считать нормальной для малонаселенного высокогорья. Несколько улиц круто спускались к площади. По их обочинам тянулись открытые сточные канавы с постоянным устойчивым запахом мочи. Они составляли определенную достопримечательность деревни.
Я подкатил к винному магазину. Возле него в тени стояли три деревянных стола с лавками, вкопанные в землю, за одним из которых двое мужчин пили красное вино. Один из них, в лоснящемся темном костюме, был стариком с типично крестьянским дубленым лицом. Его собеседник – совсем другой породы: короткий, плотный человек лет сорока, с лицом светлее и тоньше, чем у первого, и глубоко посаженными глазами.
Цепкий взгляд, уверенность в себе и превосходство над своим собеседником сразу выдавали в нем мафиози. Как только мужчина встал и направился к нашей машине, я догадался, что он и есть Серда.
– Чем могу служить, синьор? – обратился он ко мне, когда я вылез, разминая ноги.
Бёрк выглядел совсем больным. Крупные капли пота стекали по его лицу, одну руку он прижимал к животу.
– Мы ехали в Агридженто, – сообщил я. – Но пассажиру стало плохо. – Я помолчал и спросил: – Вы хозяин?
Мужчина кивнул и, наклонившись, взглянул сначала на Бёрка, потом на Розу.
– Что, американец? – спросил он.
– Ирландец. На последней остановке выпил бутылку «пассито». Не послушался нашего предупреждения.
– Туристы! – развел он руками. – Придется отвести его в дом.
Я обратился к Розе:
– Подождите здесь, синьорина. Принести вам что-нибудь?
Она смутилась, но затем слабо улыбнулась:
– Кофе. И проследите, чтобы они прокипятили воду.
– Сейчас пришлю с моей женой, – сказал Серда. – Не присядете ли в тень, к столику?
Роза вышла из машины, а мы повели Бёрка под руки в дом. Миновав бар с потрескавшейся мраморной стойкой и полдюжиной столиков, Серда ногой открыл следующую дверь, и мы вошли в маленькую, тесную спальню, очевидно его собственную. Уложив Бёрка в постель, я развязал ему галстук.
– Через пару часов ему станет лучше, – обнадежил Серда. – Похмелье ждет неприятное, но он сможет ехать дальше. Сейчас вернусь.
Хозяин вышел, видимо, для того, чтобы заказать кофе, а я зажег сигарету и подошел к окну. Примерно через минуту дверь позади меня хлопнула еще раз, и я обернулся. Он стоял в дверях, недвусмысленно пряча руки за спиной.
– А теперь давай поговорим. Кто ты такой?
– А в чем дело? – спросил я.
– Ни один человек в здравом уме не свернет с шоссе на Агридженто, чтобы просто так прокатиться десять миль по самой плохой дороге на всей Сицилии.
– Ты, конечно, прав. Я должен кое-что достать из правого кармана. Не стреляй. Не пистолет.
Носовой платок произвел на него примерно такое же впечатление, как святая реликвия. Мне даже пришло в голову, что он сейчас его поцелует. Серда положил на комод свой старенький автоматический кольт сорок пятого калибра.
– Так ты от капо? Я не сомневался, что ты из Общества, как только тебя увидел, но ведь можно и ошибиться. Странно, что мы не встречались раньше. Я езжу в Палермо по делам Общества каждый месяц.
– Меня здесь не было несколько лет. Только что вернулся. – Мне показалось уместным открыть ему карты. – Я внук капо.
Он уставился на меня в изумлении, и я испугался, что он сейчас встанет передо мной на колени.
– Конечно, конечно, помню вашу матушку. Пусть земля ей будем пухом. – Он перекрестился. – Ваш отец – американец, вот в чем дело. Я все думаю, что-то он не совсем похож на сицилийца. А что с вашим другом?
– Мы работаем вместе, но все, что я сказал про «пассито», – чистая правда.
Он улыбнулся.
– Не стоит его тревожить. Пройдем на кухню, там прохладнее.
В кухне, большой квадратной комнате с маленьким оконцем в стене, несмотря на палящее снаружи солнце, царили прохлада и полумрак. Он достал бутылку вина, налил по стакану и предложил мне сесть. Его жена вспорхнула от плиты, как бесплотный призрак, и тотчас же исчезла в дверях с подносом в руках.
– Так что же привело внука капо в Беллону?
– Серафино Лентини, – ответил я.
Серда застыл с поднятым стаканом в руке и потом поставил его на стол.
– Так вы хотите прибрать к рукам Серафино? – рассмеялся он. – Господи, я тоже не против. И капо послал вас с этим ко мне? Странно. Вот уже года два, как Общество не может найти управу на Серафино. Он доставляет нам массу хлопот, но здешние жители боготворят его. – Он отпил из своего стакан и вздохнул. – Потому-то ничего и не получается.
– За кого его тут почитают? За нового Джулиано или Робин Гуда?
Хозяин сплюнул на пол.
– Серафино такой же, как все. Он не вождь. Но время от времени он защищает то одного, то другого пастуха от штрафов или не позволяет отобрать землю у какой-нибудь немощной старухи, так что они решили, что солнце сияет у него из задницы. На самом же деле, например, полгода назад он ограбил автобус возле Френтини – взял всю зарплату местного кооператива, стрелял в водителя и инкассатора. Водитель умер через два дня.
– Крутой парень, – заметил я.
– Просто дикарь, – ответил он. – Так до сих пор и не вырос. Кроме того, учтите, в юности он очень пострадал от полиции. Потерял глаз. Лично я считаю, что он немного тронулся после этого. Но что вы хотите от него?
Я рассказал ему все о деле Хоффера, и, когда кончил, он глянул мне прямо в глаза.
– Это безумие. Вы даже близко к нему не подберетесь. Смотрите, я вам покажу.
Он открыл ящик комода и достал весьма подробную карту района Монте-Каммарата в мелком масштабе.
– Вот здесь Серафино находится сейчас. – Он показал точку на карте, расположенную с противоположной от нас стороны горы примерно в полутора тысячах футов ниже вершины. – Там у ручья есть пастушья хижина. В ней он живет постоянно и отлучается только по делам.
Я очень удивился:
– Ты уверен?
Он грустно улыбнулся.
– Сейчас объясню, в чем тут дело. Знать, где найти Серафино, и поймать его – две разные вещи. Каждый пастух, каждый охотник в горах боготворит его. У них есть своя сигнальная система. Они передадут ему со скалы на скалу о вашем приближении, когда вам до него добираться еще три или четыре часа, да по тяжелому подъему. Я уже пару раз пытался достать его с надежными людьми, настоящими горцами. Ничего не получилось.